«Грейхаунд», или Добрый пастырь

Касательно будущих серий. К завтрашнему утру он будет в радиусе действия самолетов берегового базирования. И секретные брошюры, и лекторы в Кескоу подчеркивали, что немецкие подлодки крайне неохотно действуют там, где их могут атаковать с воздуха. Если ветер ослабеет, можно надеяться на поддержку авиации. Более того, известно, что последнее время немецкие подлодки не атакуют караваны в восточной части Атлантики. Все виденные им карты потопления по месяцам демонстрируют этот факт.

– Орел – Джорджу! Она снова поворачивает на нас. Справа по нашему носу. Дистанция примерно один-один-ноль-ноль.

Краузе на глаз прикинул дистанции и пеленги:

– Очень хорошо. Атакуйте сейчас вы, а мы в следующий заход.

– Есть, сэр.

– Рулевой, право руля. Курс ноль-девять-пять.

Краузе представил себе серию из трех глубинных бомб в линию, из четырех по вершинам ромба и другую из трех – в форме буквы V. Вспомнил доску в Кескоу, схемы с кружочками «границы области поражения» внутри большого (радиус триста ярдов) круга «границы возможного местоположения подводной лодки». Математически серия из четырех бомб много лучше, чем из трех.

Краузе выслушал сообщение Орла по рации, прикинул его курс, дождался следующего доклада акустика и вновь повернул «Килинг» вправо.

Последние сутки он тратил глубинные бомбы, как мальчишкой – монетки на первой в своей жизни ярмарке. Но в тот день, когда он с пустыми карманами горестно озирал все, что хотел купить, добрый папочка и улыбающаяся мамочка украдкой сунули в его горячие ладошки по десятицентовику – по десятицентовику каждый, а ведь эти деньги были нужны семье на еду. Теперь некому восполнить запас глубинных бомб на «Килинге». Краузе отбросил воспоминая, на целую секунду заполнившие его усталый мозг. Одну секунду в серой промозглой рубке он чувствовал жаркое калифорнийское солнце, запах коров и вкус сахарной ваты, слышал шарманку и крики торговцев – и ощущал уверенность ребенка рядом с любящими родителями. Теперь он был один, и от него требовалось решение.

– Будем бомбить одиночными, мистер Фипплер, – сказал он. – Рассчитывать надо очень точно. Учитывайте последний известный курс подлодки и вносите поправку на время погружения до выставленной глубины.

– Есть, сэр.

– Проинструктируйте офицеров на посту бомбосбрасывания. У меня не будет времени.

– Есть, сэр.

– И скажите мистеру Понду. Свободны, мистер Фипплер.

– Спасибо, сэр.

– Право руля. Курс два-восемь-семь.

Это оптимальный курс на перехват.

– Джордж – Орлу! Иду на нее.

При сбросе одиночной глубинной бомбы нельзя учесть маневр уклонения со стороны противника. Ее надо сбрасывать там, где была бы подлодка, если бы шла прежним курсом. Вероятность, что она будет там, мала, но вероятность в любой другой точке еще меньше. Теперь точность атаки стала еще важнее. Но Краузе и без того старался управлять «Килингом» как можно точнее; большей точности ему взять неоткуда. Надо думать четко, методично, не поддаваясь чувствам, даже если приходится насиловать усталый мозг, даже если опять позарез нужно в гальюн, даже если зверски хочется есть и пить, а суставы болят нестерпимо.

Пора сменить методы; немецкий капитан за последнее время уже привык к его тактике.

– Джордж – Орлу. После следующей атаки я пойду прежним курсом. Держитесь от меня справа по носу и пройдите обратным курсом по моему кильватеру, сразу как я отойду.

– Есть, сэр.

Четверг. Предполуденная вахта – 8:00–12:00

Краузе выслушивал пеленги и дистанции; подлодка абсолютно точно не могла повернуть в сторону «Килинга». Сейчас он сообразил, что некоторое время назад, когда к нему обратился Фипплер, менялась вахта. Его команды рулевому теперь повторял другой голос; кто-то входил в рубку, кто-то выходил. Карлинг ждал возможности доложиться о заступлении на вахту, зато на посту бомбосбрасывания был теперь Нурс, и это радовало.

– Очень хорошо, мистер Карлинг.

Карлинг проспал несколько часов, набил живот яичницей с ветчиной, и ему не требовалось в гальюн прямо сию минуту.

– Контакт на пеленге два-восемь-два. Дистанция близкая.

Хороший перехват, по касательной к окружности, которую, насколько он рассчитал, описывала подлодка.

– Мистер Нурс!

Нурс точно рассчитал момент:

– Первый – пли!

После серий по четыре одиночный взрыв прозвучал странно и неуместно. «Килинг» продолжал идти прежним курсом. «Виктор» прошел левым бортом вдоль его левого борта, быстро превращаясь из силуэта анфас в подробный рисунок обмерзшего корабля в профиль; польский флаг полоскал на ветру, гордо реял вымпел на мачте. Мелькнули закутанные фигуры впередсмотрящих, люди в рубке (Краузе не знал, здесь британский офицер, с которым он говорит по рации, или внизу) и, наконец, расчеты бомбосбрасывателей на открытой ветру корме.

– Орел – Джорджу. Мы по виду такие же замерзшие, как вы?

Значит, он должен не только охотиться за подлодками, но и шутить. Пришлось на ходу вымучивать легкомысленный ответ, а шутить Краузе не умел. Он провел научный поиск в направлении того, что, на его взгляд, должно было считаться смешным, и выдал подобие каламбура.

– Вы похожи на поляков-полярников.