Грейс Келли. Жизнь, рассказанная ею самой

Оказалось, что ему пришлось давать разрешение на… собственный брак! Дело в том, что, по законам Монако, любой член царствующей семьи может вступить в брак только с согласия князя, занимающего престол. Поэтому верховный судья для начала спросил у князя Ренье разрешение на вступление в брак князя Ренье. Ренье важно кивнул:

– Разрешаю.

День венчания выдался тяжелым для всех, хотя и был радостным.

Граф д’Альер, главный распорядитель и организатор свадебных торжеств, не выдержал суеты и в день церемонии попросту свалился без чувств. Суетились все, кто мог и не мог. Как обычно бывает, что-то забыли, не доставили, привезли или принесли не туда, кто-то не знал своих обязанностей, кто-то возражал против размещения в соборе… А я вдруг успокоилась, словно происходившее меня лично не касалось совсем.

Я смутно помню тот день и все, что происходило. Устала ко дню свадьбы неимоверно, с трудом держалась на ногах, но понимала, что не должна подвести никого, в первую очередь Ренье, он теперь выходил на первый план, папу и маму, все же я Келли, и вообще всех, кто собрался в Монако, чтобы приветствовать меня в самый важный день жизни.

Сделана прическа, собственно, это даже не прическа, волосы стянуты в узел, чтобы быть спрятанными под маленькую шапочку… надето платье… фата… на ногах – туфельки… Звучит слово «пора»…

Снова пасмурно, хотя самого дождя нет. Папа непривычно молчалив и смущен. Да, он выдал замуж уже двух дочерей, знает, как все происходит, но на сей раз не он все организовывал, а потому не может быть уверен, что что-то не пропустили и все пойдет, как надо.

Помню, что, как только мы с отцом ступили на красную ковровую дорожку к собору, тучи словно расступились и во все стороны брызнули солнечные лучи! Это было так неожиданно и красиво, что окружающие единогласно издали вопль восторга.

Ступени собора казались длинной лестницей в небо, а проход по собору к алтарю и вовсе бесконечным. Обычно жених уже ждет невесту у алтаря, но эта свадьба королевская, потому все наоборот – я должна подойти первой и терпеливо ждать, когда присоединится Ренье. И тут папа показал то, что все посчитали неучтивостью американцев вообще и строптивостью Джека Келли лично, – он остался рядом со мной до того момента, пока не приблизился Ренье.

Глупости и про невежество, и про строптивость и желание даже здесь показать себя хозяином. Я прошептала, что едва держусь на ногах и очень боюсь стоять на виду у всех одна. Это был единственный случай в жизни, когда Келли не осудил свою «слабачку» Грейси, не фыркнул, он спокойно ответил:

– Я буду стоять рядом, пока не подойдет князь.

– Все решат, что ты не знаешь, как себя вести…

– Плевать мне на их правила!

Джек Келли переступил через правила не потому, что желал показать свою силу, а потому, что хотел помочь своей дочери! У меня спазм сжал горло. Только не заплакать, не разреветься на глазах у половины мира!

Я кожей ощущала восхищение, старания Хелен Роуз и нескольких десятков портних, а также сумасшедшие траты «МГМ» и жертва в виде старинного кружева для платья, принесенная музеем, не пропали даром. Все, кто одевал, обувал, причесывал меня для этого торжества, выполнили свою работу сказочной феи не зря, вид невесты был вполне достоин Золушки, превращающейся в принцессу. Мелькнула мысль: увидят ли за всем этим великолепием меня саму?

Но думать об этом не стоило, да и некогда.

Ренье тоже был великолепен в своем мундире со всеми регалиями, которых оказалось очень много.

Когда я подняла фату, вокруг ахнули. Это был тревожный момент, откуда я могла знать, что ахнули от восторга, а не от того, что что-то оторвалось? Но додумывать некогда.

Я напряженно вслушивалась в текст проповеди, которая произносилась по-французски, стараясь не упустить момента, когда должна сказать «да». При этом следовало помнить о множестве камер, установленных по всему собору, и о трансляции венчания по телевидению. Если к софитам и камерам я привыкла, то мысль о невозможности переснять или просто вырезать (прямой эфир) приводила меня почти в состояние паники, несмотря на телевизионное прошлое.

Нет, наверное, самым тяжелым оказалось другое: я понимала, что должна красиво играть свою роль, чтобы весь мир увидел «правильную» невесту князя Ренье, но я не желала играть! Я хотела быть правильной невестой Ренье, а не играть таковую. Это наше с ним венчание, наше, а потому я для него, а он для меня, и епископ – как представитель Господа для скрепления этого брака.

Когда я вдруг осознала это – что, несмотря на собравшихся в соборе, на толпу любопытных у его ступеней, на улицах, несмотря на множество камер внутри и снаружи, это только наша с Ренье церемония, стало много легче. А когда он взял мою руку в свою и я почувствовала сильные и одновременно ласковые пальцы, внешнее отступило окончательно. Только он, я и Господь, мы пред Богом. Навсегда. Не помню, наверное, в ту минуту я дала клятву, что сделаю все, чтобы это было навсегда.

А позади справа отец Такер командовал моим подневестницам:

– На колени! Теперь встали… Головы опустить…