Грейс Келли. Жизнь, рассказанная ею самой

Это был уже почти крик отчаянья, потому что я и правда чувствовала себя несчастной. Хорошие отношения с княгиней Шарлоттой не налаживались, она отбыла в поместье Марше, даже не попрощавшись со мной. Княгиня считала меня самозванкой и выскочкой, недостойной оказанной чести стать принцессой Монако, и не скрывала этого. Тем более обидно, что она сама – дочь алжирской прачки, признанная законной далеко не сразу, а только когда у деда Ренье князя Луи не оказалось законных детей и правящему монарху князю Альберу не оставалось ничего, как заставить Луи признать свою дочь.

Меня совершенно не волновало происхождение княгини Шарлотты, и ей никто не напоминал о матери-прачке, почему же княгиня презирала меня из-за «никуда не годной родословной»?

Вторым источником ненависти ко мне в Монако была сестра Ренье принцесса Антуанетта. С ней-то все понятно, в случае отсутствия у Ренье детей именно она могла претендовать на престол, у самой Антуанетты дети были (позже мы не просто подружились с ее детьми, но племянники предпочитали меня своей матери, что добавило ненависти с ее стороны).

Но это двор, а ведь были простые монегаски, которым я не преграждала дорогу к трону, не сделала ничего плохого, которые так приветствовали нас с Ренье во время свадебных торжеств! Были придворные и слуги, с которыми я старалась держаться возможно приветливей и открытей. Они-то почему меня почти презирали?!

Я никак не могла сопоставить душевные подарки в виде самостоятельно вылепленных ангелочков, связанных носочков или кругов сыра с нынешней холодностью. Что это? Куда девалась вчерашняя любовь, что я сделала не так?

– Дорогая, на хорошее отношение княгини Шарлотты и принцессы Антуанетты можешь не рассчитывать вообще. Семейные распри – отличительный признак Гримальди, к тому же ты заступаешь дорогу к трону. А вот любовь подданных не так просто завоевать. Быть красивой и приветливой мало, они должны убедиться, что ты можешь оправдать их надежды, что ты душой с ними. К тому же зачем тебе всеобщая любовь, разве недостаточно, чтобы просто уважали и подчинялись? Хватит баловать слуг распоряжениями вроде: «Луи, вы не могли бы принести мне стакан воды? Пожалуйста». Луи на службе, он для того и стоит рядом, чтобы принести, унести, подать, и не только стакан воды.

– Нет, нет, нет!

– Что нет, Грейс?

– Я отношусь уважительно ко всем, независимо от того, кем человек является – придворным или водителем, миллионером или слугой.

– Уважай, но только не извиняйся на каждом шагу, словно оторвала слугу от важного дела. Этим ты не завоюешь его признательность и любовь, зато вселишь уверенность в своей нерешительности и… прости, никчемности.

– Почему никчемности?

– Слуги уважают только тех хозяев, которые могут быть хозяевами.

– Я хочу, чтобы меня любили…

– Грейс, твоя мама так же разговаривает со слугами, как ты?

– Да, она вежлива… ты прав, она распоряжается.

– Научись вежливо распоряжаться. И попробуй понять, что для них ты пока чужая. Они все к тебе хорошо относятся, но пока ты не доказала, что хозяйка.

Я вздохнула, Ренье, видно, расценил это как сомнение и добавил:

– Научись вежливо командовать и держать всех на расстоянии. Иного не дано, ты – принцесса, а не просто Грейс Келли. И не завоюешь любовь остальных, если не покажешь им, что умеешь быть вежливой хозяйкой всего Монако. Я люблю просто Грейс, но для остальных ты должна научиться быть принцессой Грейс, причем круглые сутки, и даже если рядом твои собственные родители или подруги. Извини, что так откровенно, но без этого ты будешь чувствовать себя несчастной.

Я понимала, что он прав, во всем прав, понимала, что мне нужно не просто научиться, а привыкнуть к положению принцессы. Моей ошибкой было то, что я решила играть роль принцессы, но роль – это всегда на время, стоит уйти за кулисы или услышать команду «Стоп! Снято!», как маску роли можно сбросить. Здесь я не могла сбросить, я должна сжиться с ролью настолько, чтобы она вошла в мою плоть и кровь, стала стопроцентной привычкой, моим стилем жизни, только тогда эта привычка не подведет в самый неподходящий момент.

Несколько дней я размышляла, потом решила еще раз поговорить с Ренье.

– Я думала над твоими словами и не со всем согласна. Все же в правилах придворного этикета есть немало нелепостей, которые следовало если не отменить, то хотя бы смягчить. Ведь они написаны несколько веков назад! Как же можно следовать нелепостям, которые остались с прабабушкиных времен?

Умные, серьезные глаза мужа изучали меня несколько секунд. Он пытался помочь мне освоиться в новом положении, но не все было в его силах. Ренье не мог приказать слугам любить меня и не презирать. Он мог только помочь мне в трудных вопросах, посоветовать, делать предстояло мне самой. И завоевывать любовь монегасков тоже.

– Наверное, ты права, что-то нужно менять. Но сначала ты должна доказать, что знаешь эти правила и умеешь их применять. Понимаешь, Грейс, если ты, американка, вдруг сразу начнешь что-то переделывать и отменять, все воспримут в штыки. Попробуй сначала подчиниться, а потом будем менять.