Грех

С разбегу ворвалась кучка ребятишек. Наверно, учительница прислала. За ними вошли несколько пожилых людей, все здоровались с пожарным. И немного молодежи — эти уселись сзади, на скамейках у стены, вполголоса переговариваясь. Я посмотрел на часы. «Начнем, пожалуй», — сказал, но не начинал. Послышались торопливые шаги и смех, в зал вбежали две запыхавшиеся девушки, которых я видел в «Паломе». Различия в возрасте и уровне собравшихся были так велики, что я подумал, не сменить ли тему. На всякий случай у меня были припасены две-три запасных. Мое внимание привлек мальчуган, который сидел в первом ряду и, ковыряя в носу, не сводил с меня глаз. «Что такому пацану до Коперника?"… И вдруг в голове мелькнула странная мысль: ведь и для меня открытие Коперника не имеет никакого значения, и для этих двух девушек тоже… Я улыбнулся мальчугану и погрозил ему пальцем. Он перестал ковырять в носу и — наверно, застеснявшись — стал проделывать какие-то странные манипуляции руками. Пожалуй, следует начать с шутки, да, это лучше всего, нужно их заинтересовать… Я опять посмотрел на часы и, больше не откладывая, принялся читать по тетради. С каким-то злобным равнодушием. Свой голос я слышал будто сквозь стену.

— …заглянем еще глубже в недра Вселенной. В двадцатом веке систематические исследования позволили определить структуру и размеры Млечного Пути. Теперь мы знаем, что диаметр этой системы выражается внушительной цифрой около миллиона световых лет и что в ее состав входят сотни миллиардов звезд… — «Миллиардов», — громко повторил кто-то в зале. Значит, слушают… — …в связи с таким гигантским количеством галактик во Вселенной может возникнуть вопрос: есть ли у Вселенной пределы, или эти огромные скопления звезд бесконечны… — Я слышал свой голос, перешептывания… посмотрел наверх, бумажные фонарики легонько покачивались… — …в связи с таким гигантским количеством галактик во Вселенной может возникнуть вопрос: есть ли у нее пределы, или эти огромные скопления звезд бесконечны, причем внегалактические туманности не разбросаны по Вселенной хаотически, а выказывают тенденцию к объединению. Например, в созвездии Девы, Virgo, нам известны целых шесть таких скоплений, самое крупное из которых насчитывает свыше 2500 галактик… Научное мировоззрение, опирающееся на философию диалектического материализма, позволяет сделать вывод о том, что Вселенная бесконечна во времени и пространстве. Материя в этом вечном и бесконечном мире пребывает в безостановочном движении, одни формы постоянно превращаются в другие, то есть могут возникать и исчезать звезды и даже звездные системы, могут появляться и исчезать планеты. — Я закончил и закрыл тетрадь. Люди еще сидели, но уже застегивали пальто и переговаривались. Вдруг из задних рядов раздался девичий голос:

— Можно задать вопрос?

Я посмотрел в ту сторону. Девушка в черном свитерке, которую я видел в «Паломе», подняла руку, как на уроке в школе.

— Пожалуйста.

— Извиняюсь, я только хотела спросить, вы верите, что Вселенную создал Господь Бог?

Пожарный, стоявший неподалеку от столика, снял фуражку и, вытирая носовым платком клеенчатую подкладку, покосился на меня с улыбкой. Я постукивал пальцами по тетради. Услышал, как кто-то вполголоса сказал: «Дуреха».

— Видите ли… В общем, я не верю, что мир создан Господом Богом.

— А можно еще вопрос?

— Конечно, я затем и приехал, чтобы отвечать на вопросы.

— Извиняюсь, я хотела еще спросить, верите ли вы в Господа Бога?

Я посмотрел на пожарного — он только пожал плечами.

— Я не верю в Господа Бога, — отчетливо произнес я.

— Спасибо, у меня больше нет вопросов. — Девушка села рядом с подругой.

Директор школы лежала в кровати. В халате, на голове сеточка. Когда я вошел, она села, протянула мне теплую потную руку. На стульчике рядом — стакан с чаем, пузырьки с витаминами, градусник. Над кроватью небольшой образ Богоматери Ченстоховской. Тетка, которая сообщила мне о ее болезни, стояла рядом, сплетя пальцы на животе, и молча на меня смотрела. Директорша достала из-под подушки сумочку и долго в ней рылась. Наконец вытащила деньги и счет, который я подписал. Говорила она тихо, слова шелестели в горле, как сухие листья. Величала меня «пан магистр».

— Может быть, чайку, пан магистр?

— Нет, нет, не беспокойтесь, я пил перед лекцией.

— Ну, пожалуйста… принеси пану магистру чай, только завари свежий, ох уж эти нынешние чаи!

— Заварю, почему не заварить, пускай пьет на здоровье.

Директорша протерла лицо и руки одеколоном.

— Вас, наверно, удивляет, что я лежу тут одна, как библейский Иов, а вернее, жена Иова, — смеялась она. — Ну чего смотришь, иди заваривай и… поставь раскладушку в первый класс, там теплее, и принеси постельное белье.

— Принеси! принеси! — со злостью повторила тетка, не двигаясь с места.

— Прошу вас, не хлопочите, — запротестовал я. — У меня поезд ровно в полночь. Вы больны… нет-нет! Правда, спасибо, в этом нет никакой нужды. — Я сидел на стуле, не снимая пальто, положив портфель на колени. Директорша вынула из сумки зеркальце, погляделась в него и с притворным испугом воскликнула: