— А может, приляжете, не стесняйтесь, ложитесь на диван, удобнее будет слушать… если хотите, разуйтесь и наденьте тапки. Мне это не помешает. Как вам угодно. Итак, действие происходит, собственно, везде и нигде, хотя на самом деле у нас. Я нескладно начинаю, со мной всегда так: раскручиваюсь с трудом, но потом разойдусь. Короче: морской берег, пляж. Закат солнца. Видно море, волны накатывают на песок и снова отступают. И вдруг слышится органная музыка. Бах. Потом музыка меняется, это по-прежнему Бах, но уже в джазовой аранжировке. Ничего не происходит, в кадре только песок и какие-то пакеты, бумажки, пустые бутылки и так далее. Но тут камера отъезжает и внезапно задерживается на буровых установках. То ли геологи ищут нефть, то ли это карьер, понимаете, так задумано, производственная тема, но главным образом речь пойдет о жизни и любви. Иначе не пропустят, ну да ладно, это чертовски кинематографично. Можно и заменить, взять, например, доменную печь или серный рудник. Там герой моего фильма встречает одного типа, он когда-то его видел, но не может вспомнить где. Между тем туда приезжает студентка, которая пишет диплом по искусству. Изучает памятники старины. Она совершенно одна. Тем временем Адам получает письмо из дома: его отец умирает от инфаркта. Он отпрашивается с работы и с портфелем в руке идет на станцию. Вдруг начинается гроза. Адам бежит к деревьям, видит развалины какого-то монастыря или замка и прячется там от дождя. Хватается за горло и декламирует стихотворение… я вам его прочту в конце, чтобы не прерывать действия. Этот храм разбомбили во время войны, на алтаре осталась дароносица, и в ней устроили себе гнездо крысы или голуби, это уже будет зависеть от режиссера — они ведь думают только о зрителях, сценарист не в счет! Адам присел на ступенях алтаря, и тут в костел вбегает Бася, та самая студентка. На ней тонкое летнее платье, мокрое, облепляет фигуру. Фигура у нее потрясающая, с волос стекают струи дождя. Увидела Казика, то есть Адама, не важно! я оговорился… и вскрикнула, но Адам улыбнулся и опустил голову, а потом встал и представился Басе. Между тем гроза прошла, спокойный свет ворвался в развалины. В дароносице раздалось воркованье, и вылетели три голубя, затрепетали крыльями под готическими сводами храма.
Гарри рассказывал с воодушевлением, фактически разыгрывал отдельные сцены, помогая себе жестами, мимикой, говоря на разные голоса. Прервался, закурил сигарету.
— Вам не скучно? Если скучно, я могу перестать.
— Продолжайте.
— Что же я хотел сказать? Сейчас, на чем я остановился?
— В храме порхают голуби.
— Да. Очень красивая картина… Адам когда-то учился в музыкальной школе, играл на рояле, но не закончил учебу и некоторое время болтался, не зная, чем заняться… В этих развалинах каким-то чудом сохранился орган. Адам сел и заиграл Баха… — Гарри на минуту умолк, вытащил из кармана листки. — Черт, пропустил важный кусок, прошу прощения, но это не беда, это не влияет на то, что творится у Адама в душе… перед встречей в развалинах храма по сценарию вечеринка у Анджея, однокурсника Адама… Анджей тоже много чем занимался, был вторым призером по прыжкам с вышки, но все бросил и стал художником. Тут я кое-что взял из жизни, у Анджея есть черты моего приятеля Жоржа, а Адам — это я. Но все в целом — вымысел. На вечеринку к Анджею Бася пришла с подругой.
Генрик не отрываясь смотрел в лицо парню. Видел шевелящиеся губы, слышал слова… Гарри курил сигарету за сигаретой.