Грех

В Доме моряка смешалось множество языков. Моряки белые, черные и желтые. Слушают в концертном зале песни, исполняемые девушками, смотрят на танцующих, на тела женщин, которые легким движением плеч, улыбкой, глазами, животом говорят морякам о любви. Но не о той любви, которую некогда предлагал Шанхай, город проституток и воров. К морякам относятся здесь как к примерным ученикам. Для них поют и танцуют… И все это такое невинное, как пение птицы и танец ветвей, цветов и облаков. Но некоторые моряки ведут себя совсем не как примерные школяры, кривятся, пожимают плечами и уходят. Уходят и отправляются в бар, который расположен тут же в Доме моряка. Садятся там за столики и пьют… Подперев голову руками, не поднимая глаз. Сутенеров и альфонсов перестреляли. Публичные дома закрыты. Проститутки возвращены в общество. Закоренелые блудницы пребывают в местах лишения свободы. Шлюхи учатся работать. Выплавляют железо. Создают коммуны. Трудятся в далеких провинциях этой огромной страны, обзаводятся семьями, забывают о прошлом.

В Шанхае любят рассказывать историю одного белого моряка, который захотел «сходить к девочкам». Он вышел из Дома моряка на бульвары. Остановил какого-то китайца и долго ему объяснял, разумеется помогая себе жестами, что ему надо. Китаец выслушал его с вежливой улыбкой. Поймал машину, сел в нее вместе с моряком. Они подъехали к большому зданию. Вошли внутрь. Миновали несколько дверей. Моряк удивлялся, но… ждал. Наконец они очутились в каком-то служебном помещении. Там сидели двое серьезных мужчин и одна женщина. Все в скромных, доверху застегнутых блузах. На стол поставили маленькие чашки. Ароматный зеленый чай, сигареты. Началась вежливая беседа. Мужчины были сотрудниками некой организации, женщина — работником отдела здравоохранения городской управы. Несколько часов моряку терпеливо и любезно объясняли, какие изменения произошли в Китае после революции. Говорили о человеческом достоинстве, о чистоте нравов, о здоровье. О жизни женщин в новой действительности, о ликвидации проституции, о семейной жизни… Приводили цифры, факты. Сменил ли тот моряк свои убеждения и привычки? Не известно. Вроде бы, вернувшись на корабль, он заперся в каюте и не выходил на сушу до конца пребывания в Шанхае. Вроде бы, уединившись там, он запил горькую.

Наша машина, огромный американский автомобиль, тихо катила по улицам Шанхая. Это был английский квартал. Пока. Да ведь это самый настоящий, большой европейский город! Правда, другая сторона улицы принадлежала уже какой-то французской концессии, но и здесь все выглядело по-европейски. Английские и французские надписи на стенах и вывесках тускнели. А где же «китайский» Шанхай?

Мы увидели его на следующий день. То был город, состоящий из множества хибар и будок, сарайчиков и домишек. Из досок и фанеры, картона, толя, глины и камыша. Небоскребы. Теперь все реже употребляется это красивое образное название, чаще говорят «высотка». А ведь эти дома именно скребут небо. Они царапают и рвут тучи, которые плывут ниже. А здесь ниже было море хибар. Тысяча, две тысячи, десять тысяч деревушек. Жмущиеся друг к дружке, одна в другой. Деревни без лугов, полей, деревьев, травы. Без птиц, цветов и бабочек. Сколько еще людей живет в этих старых китайских трущобах Шанхая? Сорок тысяч, четыреста тысяч?.. Это здесь похищали девушек из домов и с улиц. Здесь лежали и умирали на камнях кули. Здесь хозяйничали бандиты, господствовали эпидемии, смерть, крысы и мухи. Здесь умирали от голода, продавали детей, здесь были плохая вода и плохой воздух. Малярийный воздух и зараженная вода.

Теперь здесь уже чисто. Улицы подметены, на них нет ни мусора, ни нищих. Мы были в райсовете. Думаю, так можно назвать это учреждение, разместившееся в одной комнате. Деревянный пол. Беленые стены. На столе термосы с кипятком; так выглядел устроенный нам прием. Дети здесь не бегают стайками, как в Польше: сбившись в кучку, как ягодки виноградной грозди, головка к головке, они столпились в дверях этого «райсовета», чтобы поглядеть на людей с «длинными носами».

Жаль, что носами гостей нельзя поиграть, а то бы у ребятни потехи было не меньше, чем перед клеткой с тапирами в зоопарке. Ватаги маленьких веселых сорванцов сопровождали нас повсюду. Мы часто слышали смешки и непонятные нам слова.

— Как ты думаешь, что эти дети кричат?

— Ясное дело: «долгоносики».

Мы спросили нашего переводчика:

— Что эти дети кричат?

Переводчик улыбнулся:

— Они кричат: «Да здравствует!»

Мы, рассмеявшись, спрятали носы в носовые платки. К сожалению, у одного из нас голубые глаза. Явление здесь небывалое. Ведь ни у одного из 600 миллионов китайцев нет голубых глаз. Словом, детишкам есть на что поглазеть. И притом они такие славные, что мы с удовольствием оставили бы им наши носы на память.