Грех

Холодное острое лезвие прошло по венам, отозвавшись резкой болью. Словно ожог. В воде ей стало удивительно спокойно. Как хорошо. Даже громкий стук в дверь ее не раздражает. Если муж войдет, то сможет спасти ее, а ей не нужно, чтобы ее спасали. Человеку, которому некуда бежать от своих проблем, одна дорога. Карина закрыла глаза. Приятное головокружение уносило ее далеко отсюда. Но Слава взломал дверь. Первое, что ему бросилось в глаза, – следы крови на полу, кроваво-красная вода, в которой лежала улыбающаяся Карина. Она недовольно посмотрела на него и отвернулась.

– Что ты наделала?! – Тарасов попытался вытащить ее из воды. Обмякшее тело стало неожиданно тяжелым. Быстро выдернув пробку, Слава подхватил Карину, положил на пол. Несколько пощечин привели ее в чувство, а потом она закрыла глаза. Он просил ее посмотреть на него, а сам тем временем туго обвязывал полотенцем кровоточащие запястья.

– Оставь меня… – Карине было трудно говорить. Дело не в большой потере крови, а в том, что от одного ее вида ей стало дурно. Ей не было страшно и хотелось последний миг прожить красиво. Тарасов все испортил. Она пыталась сосредоточиться, сказать запоминающуюся фразу. Ту, которая будет преследовать мужа всю жизнь. В голову ничего не приходило. Наблюдая из-под полуопущенных век за суетившимся Тарасовым, Карина спокойно и радостно прощалась с этим миром, в котором все делала не так. В другой жизни она поступит лучше, умнее, а потому обязательно получит свою порцию счастья.

Тарасов вел себя крайне собранно. Он оказал ей первую помощь и вызвал «скорую». Бригада приехала довольно быстро. Мужчину и женщину в белых халатах Карина видела уже сквозь пелену, а потом отключилась. Когда Карина пришла в себя, она лежала в палате с очень молоденькой девушкой. У той было ужасающе белое лицо, словно маска. Позднее Карина узнала, что ее соседке девятнадцать и что у нее уже третья суицидальная попытка. Глядя на красивый профиль девушки, Карина силилась понять, что могло заставить ее играть со смертью? Собственный поступок уже выглядел нелепостью. Карина смотрела на свои забинтованные запястья и с ужасом ждала появления в палате Славы. Ей казалось, она не сможет смотреть ему в глаза. Но он пришел и вел себя так, что ей не было стыдно. Он все время пытался накормить ее апельсинами, но есть не хотелось. Карина отворачивалась, а Слава мял ее ладонь и твердил, что все будет хорошо. В это она как раз верила меньше всего. То, что произошло, не могло не повлиять на их отношения.

Сразу после выписки Тарасов был к ней излишне внимательным, предупредительным, ограждал от работы. Со временем ему наскучило играть роль няньки, и Слава стал пропадать на работе с утра до ночи. Карина возвращалась с занятий, в одиночестве ужинала, в одиночестве смотрела телевизор, слушала музыку. Она могла бы найти себе работу по дому, но после больницы на нее напала еще большая, чем раньше, лень, апатия. Беспорядок раздражал Тарасова. Он то мягко, то в ультимативной форме требовал выполнения супружеских обязанностей. Уборка была, по его мнению, сугубо женским делом.

– Пауки с их паутиной скоро будут падать нам на голову! – размахивал руками Слава. – Ты когда-нибудь уберешься в доме?!

– Обязательно, когда-нибудь обязательно, дорогой.

Их семейная жизнь свелась к постоянным ссорам. К тому же Карина бросила учебу в институте. Она просто поставила всех перед фактом. Несмотря на уговоры родителей, Славы, Карина категорически отказалась сдавать очередную сессию. На вопрос, что она собирается еще предпринять, у нее был готов ответ: – Я иду на курсы парикмахерского искусства, – чем сразила наповал мать, отца и заставила Славу более внимательно отнестись к словам врачей о нестабильности психики его жены.

– Какого искусства? – выдавил отец, но Карина пропустила иронию мимо ушей. Ее никто не понимает. Она к этому почти привыкла.

– Чего еще от тебя ждать? – На самом деле Тарасову не был нужен ответ.

– А от тебя? – Карина тоже не знала, что у него на уме. С некоторых пор она перестала понимать Славу. Не могла, как раньше, манипулировать им. Он выработал защиту от всех ее приемов. Как будто все, что волновало его раньше, теперь было ему безразлично.

– Ненавижу эту жизнь, – прошептала она однажды.

– Я тоже, – мгновенно отреагировал он.