– И все-таки я не пойму, – решила перевести она тему, слишком для нее неприятную. – Как же это так могло произойти? Молодой, как я поняла по фоткам, что продемонстрировала нам Шарлота, красивый мужчина лезет под юбку какой-то старой уродине, которая просто смешна, если забыть о том, какая она страшная. В то время как его дожидается молодая и симпатичная, – в любом случае, гораздо лучше, чем эта старуха, – женщина! К тому же, богатая наследница, которая сама хочет за него замуж. Загадка века.
– Ну, не знаю. Может, он действительно был пьян или временно сошел с ума? – пожал плечами Фрэд. – Нам-то какая разница? Мы не присяжные, и не его личные психологи.
– Да, ты прав. – Рита уставилась в окно. – В мире много гнусности.
Домой она вернулась в отвратительнейшем настроении. Почему-то возникло ощущение, что ее вываляли в дерьме. Хотя вроде как она давно уже должна была привыкнуть к подобной гадости, в которой ежедневно барахталась. Конечно, ей не всегда перепадали такие «жаренные» детективные истории, но все же…
Вернувшись домой, она устало разделась, долго мылась в душе, словно действительно соприкоснулась с чем-то нечистым, а затем завязала волосы в хвост и накинула халат на еще влажное после вытирания тело.
«Ну и отдых у меня получается!» – фыркнув, подумала женщина, устало глядя на свое отражение в зеркале.
Глаза запавшие, на этот раз они были свинцово-серыми, словно тоска изменила их цвет на оттенок грозового неба или грязной лужи. Даже волосы словно бы потускнели, а кожа туго обтягивала лицо, словно ей было шестьдесят лет, и она недавно сделала себе неудачную пластику.
Проходя мимо телефона, заметила на автоответчике несколько записей, нажала кнопку и застыла, вслушиваясь.
Это оказалось восторженное послание от Трэйси – Фрэд, оказывается, уже позвонил ей и вовсю похвастался новой статьей. Значит, придется сразу же за нее садиться, а она так хотела сначала поваляться в кровати, с пультом от телевизора, бездумно клацая по каналам, развалившись на огромной кровати, зарыться поглубже под теплое одеяло. Значит, не судьба.
Она чуть слышно застонала.
Плюс к странному чувству глобального отвращения, она ощущала дикую усталость, начавшуюся головную боль и банальное нежелание садиться за ноутбук и заниматься привычным, банальным графоманством.
Хотелось лежать в постели, пытаясь согреться от весенней прохлады, а не дрожать от холода в больших комнатах поместья – когда-то ее даже радовало, что комнаты такие огромные – можно понаставить кучу мебели, везде развесить свои любимые фото-картины, и придумать для каждой комнаты собственный дизайн, выдержанный в едином стиле. У нее почти получилось, только каменная кладка стен превращала ее дом весной, летом, осенью и зимой – практически в бесплатный холодильник. Да и почти все окна находились отнюдь не на южной стороне. А еще перед окнами кабинета и спальни, как назло, росли громадные деревья, спилить которые у нее рука не поднималась: она почти влюбилась в эти два огромных дуба, корни которых оплели весь сад. Пришлось бы не только пилить громадное дерево, а еще и корчевать весь сад, чтобы избавиться от корней. Конечно, это делала бы не она, а специалисты, но Рита ненавидела, когда на нее личной территории долго находятся чужие люди, тем более – грубые мужчины, рабочие.
Нет уж! Лучше мерзнуть и постоянно находиться в тени от их больших ветвей.
Передернувшись от холода, она направилась в кабинет, чтобы, наконец-то поработать, и заодно включить камин.
И… застыла на месте, переступив порог кабинета.
На ее столе сидел Джон Вейд. Еще и курил, с презрительной усмешкой превосходства стряхивая пепел прямо на клавиатуру ее открытого ноутбука. Включенного.
Значит, он еще и рылся в ее личных документах!
Женщина ощутила, как панический страх смешался с дикой яростью.
– Как ты здесь очутился?! – закричала она, на всякий случай застывая на месте и краем глаза поглядывая на дверь. – Это мой дом!
– Я знаю, – молодой, где-то лет тридцати-тридцати пяти, мужчина изящно спрыгнул со стола. И она снова ощутила вспышку страха: сильное, будто специально тренированное для борьбы, тело. Легкие, даже грациозные движения, как у охотившегося дикого зверя, например, пантеры.
Несмотря на прохладу, он надел черную рубашку с коротким рукавом и облегающие черные штаны. Почему-то она не могла оторвать взгляда от широкого черного пояса с железной пряжкой. Что-то в этом было нацистко-садистское. Или ей просто так казалось?
Густые черные волосы были тщательно пострижены, обрамляя кажущееся неправдоподобно идеальным лицо, на котором выделялись глубоким цветом синие глаза.