Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца

- Ну все, все, дитя, не плачь. Не надо плакать. Все будет хорошо. С твоим батюшкой я поговорю и разговор у меня с любезным братцем будет до-о-олгий, ох и долгий, - улыбка княгини стала недоброй. - А ты пока переедешь к нам. Поживешь, нас с князем порадуешь. Есть тут одна знатная француженка, фрейлиной королевы была, да король Людовик отрубил ее муженьку голову, она, бедолага, в бега и пустилась. В Лондоне жила, в Вене, а теперь вот до Петербурга добралась. Она здешних дам и девиц манерам, языкам, танцам учит. Мы ее к себе насовсем переманим. У нас, у князей Мыщацких, род - древний, а кошелек - толстый, так что скоро она только тебя учить станет. Я сама Европу повидала, нарядов тебе сошьем, ты ведь, если на естество глянуть, красивее всех вертлявых немок, и среди наших тебе равных нет. Ты главное, будь умна, будь к учебе прилежна, а месяца через четыре - пять... Увидишь, что будет. А английца ты забудь, совсем забудь. Не дело тебе - красавице, столбовой боярышне, православной - об иноземце, иноверце, да и еще, наверняка, пирате морском, думать. Много чести ему. Такого ли найдешь! Верь мне, Варенька, верь, солнышко мое.

Следующую неделю княгиня, считавшая, что лионский шелк и брабантские кружева - лучшая повязка для раненного сердца и задетой гордости женщины, занималась излечением племянницы. Дом превратился в одну большую портняжную: всюду кроили, шили, примеряли. Волны многоцветных тканей вырывались из покоев Натальи Андреевны, захлестывали лестницу и уже подбирались к комнатам Ивана Федоровича, так что напуганный разгулом швейной стихии князь в панике покидал дом, ища спасения на верфи. Гардероб княгини и привезенный ею из Европы драгоценный запас шелков, бархата, лент и кружев понесли изрядный урон, зато тетушка с радостью наблюдала как глазам Вари возвращается блеск, как гордо поднимается ее головка, увенчанная короной золотых кудрей.

С первого же дня в теткином доме жизнь Вари превратилась в сказочный сон. С раннего утра тетушка, взяв в помощницы итальянку-горничную, колдовала над Варей. На нее мерялись бесчисленные платья, что-то ушивалось, подгонялось. Затем ее отправили в баню и на несколько часов отдала в руки итальянке, занявшейся Вариными волосами. Потом долго наряжали и напоследок все та же искусница-горничная бережно, едва-едва коснулась ее бровей сурьмой. Лишь тогда Варе разрешили смотреть. Боярышня глянула в зеркало и изумленно ахнула, не узнавая себя в представшей перед ней прекрасной незнакомке. Нет, нет, у нее, воспитанной в суровых традициях старины не могло быть ни этих белоснежных обнаженных плеч, выступающих из пены кружев, ни взбитых волос, открывающих длинную стройную шею, ни высокой груди, обтянутой тугим корсажем. И все же то была она, она сама. Варя вглядывалась в свое отражение, потрясенная неожиданным открытием. Да ведь она красива! Гораздо красивее и княгини Кобринской, и Амелии Хендриксон, и любой из виденных ею в Петербурге дам. Вовсе не ей следует пытаться стать такой как петербургские модницы, а им надобно равняться с боярышней Опорьевой! Варя чувствовала как легкая, пьянящая радость заполняет все ее существо, изгоняя боль, обиду, сомнения.

Целую неделю, забыв про все и всех, Варя парила на крыльях обретенной уверенности в себе. Обнаружив собственную привлекательность, она с жадностью погрузилась в изучение секретов красоты, постигая священную для каждой женщины науку превращения в богиню. Единственное огорчение в эти безмятежные дни ей причинили княгинины туфли, оказавшиеся слишком большими для маленькой ножки боярышни. Из-за них уроки танцев пришлось отложить до того момента как Варе сошьют новые туфельки.

Однако когда первый восторг несколько поутих, Наталья Андреевна вновь стала замечать признаки грусти и тревоги на личике племянницы. Обе женщины находились в небольшой гардеробной, примыкавшей к постельной княгини. Только что их покинула госпожа де Фурне, французская изгнанница, с радостью согласившаяся стать учительницей и компаньонкой Варвары. Сейчас Палашка помогала хозяйке переодеться в домашнее платье. Рыжая нашла Варю на второй день ее побега из родительского дома, была срочно возведена в ранг личной горничной боярышни и отдана в обучение к княгининой итальянке.

Наталья Андреевна внимательно всмотрелась в племянницу:

- Ты чем-то расстроена, дитятко?

- Нет, нет, тетушка, я всем довольна!

- Ну, ну, оставь эти глупости, я же вижу. Говори, что у тебя на сердце?

Варя села, грустно-вопросительно поглядела на тетку:

- Тетушка, а домой я больше не вернусь? Они меня совсем не ищут, не желают знать, что со мной сталось?

Княгиня присела рядом, погладила девушку по голове:

- Не думай о родных хуже, чем они того заслуживают. Они знают, где ты, еще в первый день я уведомила братца, что ты поживешь у меня.

- Он не звал меня обратно, не хотел видеть?