Грех и чувствительность

— Если это так оскорбляет тебя, моя дорогая, то ты, вероятно, не должна была выходить за него замуж, — маркиз кивнул мисс Малторп и мисс Элизабет Малторп, и, по крайней мере, трем их младшим сестрам, которые проходили мимо. Девушки захихикали, и он услышал, как они принялись шептаться о «глазах» и о «репутации».

— Ты же не думаешь, что я должна была отказаться от всех этих денег, не так ли? Это совсем не похоже на тебя, Валентин.

— Разве? Как странно.

— Я с этим согласна. И ты мне нужен.

Он зажег сигару.

— «Нужен» — это слишком сильно сказано, Лидия. Я не думаю, что ты в чем-то нуждаешься. Если ты хочешь кого-то, кроме своего мужа в своей постели, то мне кажется, что у тебя будет очень большой выбор.

Из экипажа не донеслось ни звука. Даже с задвинутыми занавесками, маркиз практически мог представить себе, как Лидия сидит на смятых бархатных подушках и, прищурив глаза, размышляет о том, что он только что сказал, рассматривая его слова под разными углами, в поисках какого-нибудь просвета или возможности.

— Ты нашел какую-то новую женщину, — наконец заявила она.

Он фыркнул.

— Это и есть то заключение, к которому ты пришла? Неужели ты думаешь, что если бы я нашел себе другой интерес, это имело бы какое-то отношение к нашей связи?

— Все зависит от обстоятельств. Что, если ты уже превысил свою обычную квоту[8] любовниц и должен теперь расстаться с одной из нас, прежде чем лечь в постель с другой?

Валентин вздохнул, его взгляд все еще был прикован к двери магазина.

— Это становится утомительным. Придумай любую причину, которая тебе понравится. Найти кого-то другого, Лидия. Получать удовольствие вместе — это одно, но я не хочу, чтобы во мне нуждались или придирались ко мне. И уж точно этого не должна делать замужняя женщина.

Следующим замечанием Лидии был поток проклятий направленный на него, а точнее, на его член. Слава Богу, что Элинор и леди Барбара вышли из ателье модистки и продолжили прогулку дальше по улице. Валентин оттолкнулся от экипажа, чтобы следовать за ними, оставив Лидию ругаться в одиночестве позади себя.

Формально он и не должен был быть здесь. Поход за покупками был одним из тех пунктов в расписании Элинор, которые Мельбурн посчитал довольно-таки невинными, и где она не нуждалась в присмотре. Валентин был совершенно уверен, что ее брат был прав.

Но это не объясняло, почему он ждал за углом Гриффин-Хауса до тех пор, пока девушка не отправилась на встречу с леди Барбарой, или почему он последовал за ними на Бонд-стрит, а не присоединился к остальным пэрам в Палате Лордов.

На самом деле у него вообще не было никакой разумной причины быть здесь. Ничего, кроме желания, потребности, черт побери, понять Элинор Гриффин. Ради Бога, маркиз был почти на расстоянии одного вздоха от того, чтобы поцеловать девушку в ее собственной утренней комнате. В утренней комнате Мельбурна.

Это не имело никакого чертового смысла. Он и раньше охотился на опасную дичь, дичь, которая уже принадлежала другому мужчине, хотя она, кажется, никогда слишком высоко не ценилась тем, кто ее поймал. Тем не менее, когда дело касалось друзей, оно приобретало совершенно другой смысл. У него было их не так много, и он не предавал их. Никогда.

Мельбурн попросил его присматривать за Элинор, удерживать ее от неприятностей и, теоретически, сообщать обо всем, что могло рассматриваться как неподходящее. За один день этого присмотра, Валентин увидел ее наполовину обнаженной и сопроводил домой без компаньонки — любое из этих событий могло бы привести к тому, что его заставили бы жениться на девушке, если бы кто-то узнал об этом. А затем он пообещал ей не говорить никому о том, что произошло.

Элинор не была виновна в том, что пытался совершить Кобб-Хардинг; маркиз был уверен в этом. Но она отправилась на вечеринку к Бельмонту по своей воле, так что он должен был совершенно спокойно сообщить этот факт ее брату. Его чувство справедливой игры запретило маркизу делать это. Он, конечно, мог убеждать себя в этом, но после сегодняшнего утра у него появилось подозрение, что его решение продолжать это маленькое наблюдение не имело ничего общего со справедливостью, а было сплошной игрой.

Затянувшись сигарой, Валентин отстал на достаточное расстояние, так, чтобы видеть среди толпы дневных покупателей лишь изогнутое страусиное перо на шляпке Элинор. Так как он заявил ей, что ему нужно в другое место, то будет не слишком приятно, если девушка обнаружит его в тридцати футах позади себя.

Маркиз не был уверен, что он чего-то достигнет этим упражнением, кроме того, что усилит свою неудовлетворенность. Черт все это побери, если бы Мельбурн не пришел к нему, и Валентин узнал бы о маленьком восстании Элинор сам, то он бы первым ухватился бы за возможность обучить ее свободе, греху и страсти. Однако благодаря герцогу Валентина успешно кастрировали. Конечно, его голова знала об этом, но остальные части тела не обращали ни малейшего внимания на логику и верность. Остальные части его тела хотели уложить в постель Элинор Гриффин.

— Деверилл? Что ты здесь делаешь?