Грех и чувствительность

— Ты не можешь желать перестроить свою жизнь по схеме моей жизни, так что я не могу догадаться, что именно ты от меня хочешь.

— Но я хочу построить свою жизнь по примеру твоей. Во всяком случае, часть жизни.

Деверилл фыркнул.

— Какую именно часть? Тот раздел, в котором я завожу романы с замужними женщинами, потому что у них есть та степень опыта и непостоянства, которыми я наслаждаюсь? Или тот кусочек, где я не являюсь на встречи с друзьями, когда что-то более занимательное встречается на моем пути? Или заключение пари? Или попойки?

Она несколько мгновений смотрела на него в изумленном молчании.

— Это не то, что ты есть.

— Но, это так.

Элинор остановилась, проводя рукой по стене тростника и отчаянно желая, чтобы она достаточно хорошо знала настоящего Валентина Корбетта, чтобы ее слова прозвучали более уверенно.

— Ну, возможно, но это не все, что есть в тебе.

Он прищурил глаза, остановившись в нескольких футах от нее.

— В самом деле? Тогда, пожалуйста, расскажи мне о моем характере, видимо, я ввожу себя в заблуждение.

— Не забывай, что ты спас меня той ночью. И ты очень разозлился из-за поведения Стивена. Мои воспоминания могут быть немного смутными, но это я помню. И ты доставил меня домой в целости и сохранности, и не попытался воспользоваться преимуществом.

— Моя дорогая, одно доброе дело за всю жизнь не делает из меня героя. Но речь идет не о моих дурных привычках, а о том, что ты собираешься выработать эти привычки у себя.

— Я не хочу иметь никаких дурных привычек.

— Тогда скажи, умоляю тебя, что я делаю здесь? — спросил он более громким голосом.

Как Элинор могла объяснить, что тот человек, каким он описал себя, был не обязательно тем человеком, которого она видела? Да, у него были отвратительные наклонности, и он первым признавал это. Но у Валентина было и несколько замечательных качеств, помимо очевидного остроумия и интеллекта. И честности. Она никогда не слышала, чтобы он лгал, даже для того, чтобы защитить свои собственные интересы. Это случалось только тогда, когда он защищал ее.

— Ты мне нравишься, — ответила она.

Деверилл моргнул.

— Прошу прощения?

— Ты сказал, что я тебе нравлюсь, а ты нравишься мне. Мне нравится, что ты не пытаешься поставить себя выше всех, потому что у тебя есть титул и древнее, уважаемое имя. Ты тот, кто ты есть. Ты не меняешь свой внешний вид ради чьего-то удовольствия или комфорта, но, тем не менее, ты можешь быть очаровательным и добрым, если этого захочешь.

— Рискну показаться сентиментальным, но мне кажется, что ты описываешь себя. Если это то, что ты ищешь, то ты это уже нашла.

— Нет, — ответила Элинор, пытаясь не отвлекаться на неожиданный комплимент, — это то, что мне нравится в тебе. Чего я хочу, так это того, как ты живешь.

— Как…

— Не так, как ты описал это, но эту… свободу. Тебе не нужно разговаривать о погоде, или танцевать с кем-то, потому что он богат и титулован, и не нуждается в тебе, или не танцевать — и даже не беседовать — с теми, у кого нет титула, и кто нуждается в тебе. Тебе не нужно взвешивать каждое свое слово даже когда разговариваешь с друзьями, из опасения, что ты можешь нанести ущерб восьмисотлетнему превосходству и высокомерию Гриффинов. — Она сделала вдох, от разочарования ее голос звучал выше обычного. — Мне нужно все это, и остальное, что в промежутках между ними.

— Тогда просто будь этим человеком, — ответил Валентин после нескольких секунд молчания.

— Я и пытаюсь быть. Но, я не могу… не могу выяснить, как это сделать, не причинив боли и урона моей семье. Есть и другие люди, о чьих жизнях и репутации я должна помнить. Я люблю свою семью. Она всегда будет иметь для меня значение.

Валентин покачал головой.

— Если в первую очередь ты думаешь о том, что можешь сделать что-то неправильно, то тогда это не свобода, Элинор. Это страх.

— Но у меня есть о чем задуматься, помимо того, чтобы быть свободной. Я не мужчина, и я…

— Это я заметил.

— … и я не хочу, чтобы меня принудили к идее моего брата о правильном браке. Я хочу разработать собственную стратегию. Чтобы сделать это, есть правила, которым я должна следовать. Игнорировать их будет просто глупо.

— Тогда придерживайся их, — при виде недовольного выражения на ее лице, Деверилл подошел ближе. — Я думаю, что ты знаешь, чего хочешь, и знаю, что я не тот, кому ты должна подражать, если твоя забота — это сделать всех счастливыми. Я чертовски уверен, что ты не собираешься искать мужчину, за которого можешь выйти замуж, если настаиваешь на моей компании и руководстве. Я полагаю, что ты хочешь положительного мужчину. И я со всем авторитетом могу заявить, что в Лондоне есть положительные мужчины, которые — я уверен — будут счастливы заполучить тебя.

— Но я…