Прежде всего, В. Кожинов отделяет понятие соборности от общинности. По мысли критика, в общинности присутствует «ограничение собственно личных человеческих качеств и устремлений, подчинение личности общим интересам и целям». Отличие соборности от общинности именно в том, что первая рождается «только при свободном, ничем не связанном и не ограниченном самораскрытии личности», то есть ничто земное не должно обуславливать воплощение соборности. В. Кожинов косвенно указывает на ошибку Ю. Сохрякова, соединявшего соборное и общинное начала как нечто однородное, сходное. Кроме этого, критик не приемлет соборность в качестве только религиозного, церковного понятия. Он указывает, что в жизни церкви соборность выступает с наибольшей ясностью и полнотой, хотя эта категория «может воплощаться и в иных актах объединившихся людей – в подвигах, совершаемых во имя Отечества, или ради торжества справедливости, или в целях освоения еще не подвластных человечеству пространств мира и т. д.». В этих деяниях, по утверждению В. Кожинова, «органическая воля личности способна на безупречно свободной основе слиться с другими личными волями в стремлении к не замутненному какой-либо узколичной, частной корыстью идеалу».
Исследователь отмечает двустороннюю природу присутствия соборности в жизни личности. Он говорит о соборности как о «качестве, характере деяния», но этому деянию должна сопутствовать «соборность сознания, соборность как основа «деяния» самих человеческих душ, как основа переживания бытия». В тютчевской поэзии для критика утонченная жизнь личности нераздельно слита «с господством мощного духа, который осуществляется в целом народа и, далее, в целом человечества».
Говоря о воплощении соборности в жизни, В. Кожинов утверждает, что она может быть претворена в подвигах во имя Отечества, в борьбе ради торжества справедливости или в освоении новых земель. Чтобы не было читательских домыслов, критик уточняет: «В высших проявлениях этих деяний органическая воля личности способна на безупречно свободной основе слиться с другими личными волями в стремлении к не замутненному какой-либо узколичной, частной корыстью идеалу». При подобном осмыслении категории соборности выпадает самая главная ее составляющая, определяющая бытие этой категории среди людей, – любовь к ближнему, любовь в христианском смысле этого слова, братская, соединяющая людей, их «частные» личности в некоем соборном сознании, в единой соборной личности. И в этой любви каждый, причастный ее тайнам, живет осмысленным или подсознательным стремлением уподобиться идеалу подлинного самопожертвования, явленному в Сыне Божьем – Христе. Имея в душе такую любовь, личность может ощутить духовную неразрывную связь с ныне живущими и умершими, с теми, кто находится рядом и кто далеко.
Осмысляя наследие А.С. Хомякова, впервые обратившегося к философско-религиозному анализу категории соборности, Т.И. Благова пишет: «Любовь – условие, при котором личность может совершенствоваться и приближаться к Богу… Христианская любовь является законом существования человека, общения, творчества, постижения истины. Благодаря соборности человек преодолевает индивидуализм – источник пороков и разъединения людей». Д.А. Хомяков отмечал, что соборность – это «взаимная, выражаемая видимо любовь, выражаемая разными средствами и приемами, и между прочим – путем совместного совещания по делам», «единство любви в союзе мира». Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, определяя основу соборности, писал: «Русская соборность – это осознание духовной общности народа, коренящейся в общем служении, общем долге. ‹…› Это осмысленность жизни как служения и самопожертвования, имеющих конкретную цель – посильно приблизиться к Богу и воплотить в себе нравственный идеал Православия». Эти и другие философы и богословы (Л.П. Карсавин, прот. С. Булгаков, В.Н. Ильин) при осмыслении соборности так или иначе обращались к любви как связующей основе этой категории. У В. Кожинова в рассуждении о соборности отсутствует эта важнейшая составляющая. И в связи с этим его концепцию единения людей можно применить и к участникам различных завоевательных походов, и к деятельности иезуитов, которая исходила не из «узколичной, частной корысти», и к колонизаторам-поработителям открытых Колумбом земель, которые делали «подвластными человечеству» огромные пространства мира, и ко многим другим историческим «свершениям», ради которых люди безлюбовно, формально или законно (если вспомнить выраженную митрополитом Иларионом антиномию закон – Благодать) соединяются на какое-то время во имя общего, но с христианской точки зрения ложного идеала.
Но, может быть, мы неправильно осмыслили подход В. Кожинова к соборности и вторая часть статьи – практическое выделение этой категории в стихотворениях Ф.И. Тютчева – опровергнет наши суждения.