– Как ты себя чувствуешь?
– Будто кто-то пронзил меня мечом, – бормочу я в ответ. Миел смеется. Я чувствую спиной, как трясется его грудь.
– Поверь мне, это пройдет.
– Кажется, мне стало еще хуже, – шепчу я, пытаясь удержать голову, но попытки бесполезны, и я опускаю ее ему на плечо.
– Это потому, что ты полностью пришла в сознание и прекратилось действие адреналина. Это хорошо.
– Отлично, если ты в этом уверен, – вздыхаю я. – Я долго спала? И где мы находимся?
– Недолго, и скоро нам придется двигаться дальше. Мы находимся в княжестве Обжорства, а здесь очень строгие правила в отношении героев, которые впали в немилость.
Впала в немилость. Так вот в каком я положении?
– Почему мы здесь?
– В княжестве Обжорства отличное сельское хозяйство. Нона говорит, что в этой местности лучше всего растут травы, которые ей нужны для целительства. Поэтому она тут и живет.
Я с трудом понимаю его слова и смотрю вниз, на свою руку, где обнаруживаю Вьюнка, которая подозрительно молчалива. Наверное, она следовала за нами и в какой-то момент снова соединилась со мной. Может быть, она молчит, потому что помогает мне выздоравливать.
– Пришли Аметист и ее брат. Их прислал Лиран.
Я испускаю стон. Вот уж без этих двоих я бы вполне могла обойтись. Они постоянно хихикают и смеются надо мной.
Однако в груди у меня теплеет, потому что, послав их сюда, Лиран показывает заботу обо мне.
Теперь стон испускает уже Миел. Вероятно, он снова прочитал мои мысли.
– У меня есть хорошие новости. Джиа тоже недолюбливает Аметист. Возможно, здесь вы впервые сможете найти общий язык. – Он слегка пожимает плечами.
– Ну прелестно.
– Ты должна радоваться. С этого момента ты снова можешь быть героем и больше не должна позволять побеждать себя ублюдкам вроде Тарона.
– Беглым героем, – поправляю я его. – А что будет, когда мы окажемся в вашем княжестве? Что это за четырнадцатая статья?
Миел встает, наверное, хочет проверить, могу ли я сидеть сама. Это довольно больно, но я справляюсь и усаживаюсь самостоятельно. Я осматриваю темную комнату – с потолка свисают сухие растения, видны несколько ступок и горшков с водой. На занавеске висят лисьи лапы. Я знаю, что раньше в некоторых культурах они использовались как защита от захватчиков.
– Этот закон ввел Лиран. Он гласит, что все герои, которые должны быть обезглавлены, могут поступить на службу к князю.
– Значит, я стану героем Лирана?
– Посмотрим, как он тебя оформит.
Я тяжело дышу. Похоже, я буду как Аметист. Изгнанник, лишившийся подопечного и служащий Лирану. Наверное, бывают судьбы и похуже. И все же сейчас кажется немыслимым оказаться слугой у человека, который был почти другом. Он был первым, кто заставлял меня чувствовать себя равной ему.
– Я думаю, он определит тебя на службу к Авиелл. Так что все останется по-старому.
Все по-старому… если бы это было так просто.
– Ты можешь встать?
Миел вопросительно поднимает брови.
Я оглядываю себя. На мне другая одежда – кожаные штаны, рубашка и кожаный жилет. Это лучше, чем платье.
– Имела ли Авиелл какое-то отношение ко всему этому? – задаю я вопрос, который не хотела задавать. С тех пор, как она в гневе стояла передо мной, а мне пришлось сбежать, я пытаюсь не думать о том, не было ли поведение Авиелл по отношению ко мне игрой. Не потому ли она оставалась с этими мятежниками? Потому что все это было частью плана. А что, если ее предательство продолжится и дальше?
Вдруг княжество Истины было просто первым из тех, которые они хотят разрушить? Это означает, что все эти убийства, похищение Авиелл и мое спасение были спланированы. Спланированы теми, кому я доверяла.
– Тебе нужно подождать, пока мы не окажемся в княжестве Высокомерия, чтобы задать все вопросы, которые горят у тебя в душе, Навиен. Я не тот человек, который может отвечать на них.
Я с трудом сглатываю и киваю, потому что на самом деле этого уже достаточно для ответа. Сейчас я кажусь себе глупой, наивной, слепой. Как я могла не видеть всего этого? А могла ли я вообще это увидеть?
Я отгоняю от себя эти мысли и пытаюсь встать. Мне это удается, хотя меня пошатывает.
Я замечаю движение у входа в хижину – там появляется пожилая дама, которую я видела перед тем, как потеряла сознание.
– Похоже, с тобой все хорошо, – вздыхает она, и ее голос звучит почти как у молодой женщины. Но морщинистое лицо кажется старым. Как и голубые глаза, на которые время наложило сероватую пелену. Когда она смотрит на Миела, морщины у нее на лице кажутся чуть глубже.
– Миел, сердце мое, вот твои лекарства.
Она ласково гладит его по щеке, а затем протягивает ему кожаный сверток.
– Спасибо, Нона, – отвечает он и посылает ей такую теплую улыбку, какой я никогда раньше у него не видела. Но само по себе обращение «Нона», будто он обращается к своей бабушке, является знаком глубокой признательности и любви.
– Сейчас вам надо уходить. Они уже близко, – говорит она, будто сейчас находится не рядом с нами, а где-то далеко, с князьями. Будто она их видит. – Да, это так, дорогая, – подтверждает она, улыбаясь мне. – Я вижу их глазами животных, и ветер рассказывает мне о них.