Грех во спасение

— Без Мити я никуда не поеду. — Маша окинула всех сердитым взглядом. — Я не смею вас принуждать, можете возвращаться, а мне дороги нет ни вперед, ни назад. Дайте мне лошадь и ружье, я постараюсь освободить Митю.

— Ох, горе мое горькое! — Прасковья Тихоновна уперла руки в массивные бока и насмешливо оглядела Машу со всех сторон. — Там ведь охраны не меньше двух дюжин вокруг твоего Мити, особливо после твоего побега. Вон Цэден говорит, граф вне себя от злости…

— Так он жив?

— А что с ним сделается? — проворчал Антон. — Рожу вроде сильно подчалил, да волдыри на заднице повыскакивали, сидеть теперь долго не сможет!

Маша вздохнула с облегчением. Что ни говори, но брать новый грех на душу он совсем не хотелось.

Она оглядела свое бравое воинство. Двое мужчин и три женщины. С такими силами на штурм не пойдешь. Надо придумать что-нибудь умнее. Маша нахмурилась, после всех пережитых потрясений ни одной путной мысли, как назло, в голову не приходило.

Цэден тем временем поднялся на ноги и подошел к Маше:

— Мне пора возвращаться, Мария Александровна! Того гляди хватятся, начнут не только вас искать, но и меня.

— Зачем вы спасли меня, ротмистр? — спросила Маша. — Вы ведь присягу Государю давали. Или это какой-то очередной трюк графа Лобанова?

— Вы вправе не доверять мне, Мария Александровна. — Бурят потер лоб и сморщился. — Да, я — жалкий шпион, как вы успели заметить, и уже более десяти лет верой и правдой служу Государю. Но есть такие законы и обычаи моего народа, которые я впитал с молоком матери и через которые не в силах переступить. — Цэден склонился над Машей и вдруг вынул из-за пазухи перья орла — подарок тайши — и протянул девушке. — Не мог я их в избе оставить, захватил с собой.

Мой народ верит, что белоголовый беркут, а это его перья, понимает человеческую речь и может отомстить, если с ним непочтительно обращаются. Возьмите их, Мария Александровна, и добрые духи моего народа будут всегда вас охранять.

Перья нашей священной птицы могут остановить даже гром и молнии, когда Небо или Солнце сердятся, не говоря уже о других несчастьях. Я ведь, Мария Александровна, тоже из рода орла, той самой «солнечной» птицы, что одарила людей огнем, отняв его у Солнца. Тайши Толгой — мой брат по матери, но меня с детских лет отдали на воспитание в русский монастырь, поэтому мы давно уже не виделись. Теперь он — глава нашего рода, правит отцовским улусом, и я подчиняюсь его приказу.

— Эти перья и есть его приказ, ротмистр?

Цэден лишь молча улыбнулся и поклонился ей. Антон подвел к нему коня, и бурят вскочил в седло.

— Так вы все-таки возвращаетесь? — Маша с помощью Прасковьи Тихоновны поднялась на ноги, подошла к Цэдену и посмотрела на него снизу вверх. — А если Лобанов узнает, что вы спасли меня?

— Вряд ли, — усмехнулся «амур», — Мордвинов мне доверяет, как самому себе. — Он перестал улыбаться и, нахмурившись, сказал:

— На моей совести, Мария Александровна, много грехов, и, возможно, спасение вас и вашего супруга зачтется мне господом богом и позволит искупить хотя бы часть моей вины.

— Так вы возвращаетесь, чтобы спасти Митю? — Маша прижала руки к груди, чтобы унять сердцебиение. — Но это невозможно! Там такая охрана!

Цэден хитро прищурился:

— Не извольте беспокоиться, княгиня! Ротмистр Гурджиев слов на ветер не бросает! Вам останется лишь поджидать нас в версте от лагеря. Антон знает это место. — Он наклонился к ней и прошептал:

— Ради бога, только не спешите!

Своей поспешностью вы чуть не погубили и себя, и вашего мужа! Ведь я мог освободить вас обоих сегодняшней ночью, если бы вы согласились выслушать меня, вместо того чтобы драться.

Маша отчаянно покраснела. А ротмистр усмехнулся, лихо откозырял ей, но она ухватила его за стремя и подала орлиные перья:

— Возьмите, Цэден, пусть ваши духи на этот раз охраняют вас и моего Митю. — Она отступила на шаг от лошади и поклонилась буряту в пояс. — Великое вам спасибо за все! И храни вас господь каждый час и всякую минуту!

Бурят прижал руку к сердцу, слегка склонил голову в ответ на ее слова, потом вновь поднес руку к козырьку, оглушительно свистнул и пришпорил коня, пустив его с места в карьер.

Прасковья Тихоновна перекрестилась:

— Боже, щедрый и милосердный, помоги ему, не оставь его в делах и помыслах благочестивых!

Маша продолжала молча стоять посреди поляны, все еще не в силах отвести взгляд от таежной чащи, в которой скрылся Цэден.

— Пойдем, Машенька, пойдем, дорогая! — Прасковья Тихоновна обняла ее за плечи. — Туг у нас балаган поблизости. Сейчас я тебе спинку и ноги подлечу, в чистое переоденешься…

— А вы почему нам помогаете, Прасковья Тихоновна?

В поселке вас наверняка уже хватились. Искать будут…