– У меня очень болит голова, Виоланта, – пожаловалась мадонна.
– Мадам так часто тошнит, что она перенапрягла себе вот здесь. – Катеринелла положила свободную руку на затылок.
Я сочувственно кивнула, но от своего не отступила:
– Я принесла новость, которая, надеюсь, вас подбодрит, мадонна. Приехал кардинал Ипполито, привез из Рима письма. Он хотел бы видеть вас. – Я сама себе напомнила бойкую сестру Беатриче, которая когда-то обучала нас в монастыре Святой Клары играм в мяч.
– А я-то удивлялась, что там за шум. – Донна Лукреция улыбнулась, и мне показалось, что на ее щеках проступил легкий румянец. – Он путешествовал, как всегда, налегке?
– Кажется, конец каравана еще не миновал городские ворота, мадонна. – Мы рассмеялись. Фонси проснулся и завилял крошечным пушистым хвостиком.
– Ладно, – сказала донна Лукреция, ложась чуть выше на подушках. – Уверена, больше меня не стошнит сегодня утром. Внутри не осталось ни капли жидкости, это точно.
– Хороший знак. – Я подхватила намек о том, что ее тошнота случается только по утрам.
– Будем надеяться, моя дорогая. – Ясно, что больше распространяться на эту тему она не собиралась. – Катеринелла, принеси мне свежей воды, чтобы умыться, и сообщи монсеньору кардиналу, что я буду готова принять его через полчаса.
Я вскинула брови; мадонна славилась своей медлительностью при совершении туалета.
– Лучше скажи, через час, Катеринелла. Наверняка он найдет, чем заняться.
Час, еще один час.
– Вывести собачку погулять, мадонна?
– Нет, останься со мной и помоги подготовиться к встрече. Впусти немного света. Я должна выглядеть прилично. И прочитать письма.
Мне было легче разговаривать, стоя к ней спиной. Подвязывая шторы и следя за стремительным полетом ласточки в ясном светлом небе над блестящим рвом, я сказала:
– Его преосвященство дал понять, что у него, возможно, найдется и для меня письмецо.
Я услышала шелест простыней, скрип шелка и мягкий прыжок – это мадонна перебралась на край кровати, а собачка соскочила на пол.
– От герцога Валентино? – В ее голосе прозвучала теплота, но я не поняла к кому – к нему или ко мне.
Донна Лукреция откинула одеяла и спустила ноги на пол. Я заметила, что ей пора удалить волоски с икр, но вряд ли она в теперешнем ее положении выдержала бы боль от горячего воска. Кроме того, если она действительно беременна, то дону Альфонсо придется искать удовольствия в другом месте до тех пор, пока его жена не разрешится от бремени и не будет освящена церковью, поэтому ее теперешний вид не имел большого значения.
– Да.
Отец и братья не писали мне писем. Отец полагал, что я только тогда сумею стать своей в христианском доме, когда разорву все прежние связи. Мои подружки, Батиста и Изотта, при горьком расставании обещали писать; вероятно, они еще напишут.
– Надеюсь, ты получишь от него весточку, – произнесла донна Лукреция, похлопав меня по руке, когда я подошла, чтобы помочь ей подняться.
Она решила, что сил одеваться у нее нет, поэтому приняла Ипполито, сидя на стуле, в фиолетовом бархатном халате, сунув голые ступни в турецкие туфли подходящего цвета и не туго заплетя косу, переброшенную через плечо. Я ждала с огромным напряжением, пока они обменивались любезностями насчет здоровья мадонны и путешествия Ипполито, и от нетерпения едва сдерживалась, чтобы не переступать с ноги на ногу. Высокое искусство разговора иногда кажется пустой тратой времени.
Наконец мадонна сжалилась надо мной и спросила:
– Ты привез для меня письма?
– Да. – Ипполито расстегнул сумку и вынул пачку пергаментов с висящими печатями, напоминавшими связку ярких восковых фруктов. – От Его Святейшества, который до сих пор начинает рыдать всякий раз при упоминании твоего имени. Он журит тебя за то, что не пишешь ему каждый день. А это письмо от мадонны Джулии. От твоей благородной матери.
Мадонна хмуро посмотрела на письмо матери и положила рядом со стулом.
– Эти письма от твоего великолепного брата.
В пачке было три письма. Донна Лукреция развернула их веером, словно игральные карты, и, вытянув одно, протянула мне.
– Думаю, это то, чего ты ждешь, Виоланта.
– Благодарю, мадонна. – Мне понадобилась вся моя воля, чтобы не выхватить письмо и не выскочить из комнаты. Я положила его в карман юбки, где жесткий край пергамента царапал мне ногу при каждом шаге.
– Можешь прочесть, – сказала мадонна.
– Спасибо, но я… хотела бы подождать.
– По-моему, Фонси не прочь погулять прямо сейчас. – И действительно, песик обнюхивал углы комнаты, словно искал, где бы ему облегчиться. – Пожалуй, выведи его, пока он не опозорился перед кардиналом. А по дороге найди донну Анджелу и пришли ко мне.
– Благодарю, мадонна.
Подхватив Фонси на руки и забыв сделать реверанс, я буквально вылетела за дверь, поскользнулась на лестнице, спускаясь вниз, заглянула на балкон, чтобы позвать Анджелу к мадонне, после чего продолжила спускаться в сад.