— Федор Матвеевич, нашли мы компаньона Кравцова! — доложили оперативники. — Фамилия его Гукасов. Он по телефону нам сказал — Виктора не видел дней десять, разговаривал с ним опять же по мобильному. Кравцов ему отпуск разрешил взять на две недели — все равно, мол, заказов нет. Но сказал, что дела скоро поправятся, мол, и средства будут, так что они аренду на рынке павильона продлят. И еще, самое главное: про любовницу Гукасов ничего конкретно не знает, но знает, что напарник его развелся. И несколько раз, когда они поздно вечером с рынка на одной машине возвращались, он Кравцова подвозил к бывшему Мосрентгену — это за Николо-Хованским кладбищем. Там торговые склады и разные мастерские. Гукасов сказал, они там товары брали на реализацию для оформления участков у некой Саши. Это женщина молодая, ей тридцати нет, по описанию Гукасова. Так вот, туда он Кравцова и подвозил ночью. Тот явно у девицы ночевать оставался в мастерской. Федор Матвеевич, скорее всего, Саша и есть пассия Кравцова. Мы сейчас едем к Гукасову, допросим его, а оттуда махнем к Саше на Мосрентген.
— Допрашивайте свидетеля, — приказал Гущин. — С женщиной я сам встречусь. Уточните адрес для меня. Это не так далеко от рынка, где павильон Кравцова. От места, где его тело нашли, хоть и прилично, но сторона все та же.
Он кивнул Кате — женский день сегодня, мы сами с усами, допросим всех баб лично.
Катя достала планшет и проверила, где этот самый Мосрентген за Николо-Хованским кладбищем. По сравнению с фешенебельными Патриаршими прудами, это словно другая планета.
И точно. Когда они свернули с МКАД, началась промзона, переоборудованная под торговые склады. Полковник Гущин уточнил адрес, но все равно воспоминания свидетеля Гукасова об этом месте были лишь визуальными. И они долго, очень долго петляли между новых пакгаузов, старых кирпичных развалюх, павильонов, пока не вырулили к свалке, взяли от нее направо, снова углубились в лабиринт между складами и развалюхами и очутились на окраине кладбища.
И тут Катя увидела небольшое строение на отшибе от пакгаузов, возле кладбищенской дороги. Это тоже был склад, но его окружали старые деревья, каким-то чудом сохранившиеся на территории промзоны. Строение, обшитое новеньким белым сайдингом, щеголяло красной крышей и подслеповатым оконцем. Вокруг здания натыкали в землю разные образцы штакетника, предназначенного для продажи, церковных оград разного стиля. Все они, соединенные друг с другом проволокой, представляли собой странный низкий заборчик. Перед строением была разбита небольшая клумбочка, на которой все еще цвели фиолетовые астры. У крыльца в ряд стояли могильные памятники — плиты из мрамора.
— Это здесь, судя по описанию, — сказал Гущин. — Они здесь всякой всячиной торгуют — и для кладбища, и для…
Он не договорил.
Они увидели, как у нелепого заборчика остановилась машина, из нее выпрыгнул лысый человечек в зеленой куртке и ринулся в калитку. Он вбежал на низкое крылечко, постучал в дверь. Потоптался у порога. Затем спрыгнул и нырнул за дом. Через секунду появился с замызганным пластиковым креслом в руках. Он подбежал к окошку, поставил кресло и влез на него, прислоняясь к стеклу как можно теснее и делая из ладоней козырек от света, чтобы увидеть, что там внутри.
Он стоял на шатком колченогом кресле около минуты, вероятно, разглядывая домишко сквозь пыльное стекло, а затем произошло нечто невероятное.
Человечек вскинул руки, словно защищаясь, отпрянул и с грохотом плашмя шмякнулся с кресла на гравий, издав тонкий хриплый вопль ужаса.
Гущин выскочил из машины. Катя не поняла, что произошло. Что с этим типом — стоял, смотрел, вдруг заорал и упал, как в припадке.
Грузный Гущин сиганул через забор — кладбищенскую ограду. Катя, перелезая через забор следом, неловко зацепилась каблуком, потом рукавом куртки.
Гущин был уже на крыльце. Он не стал стучать, а рванул дверь на себя. И она распахнулась — она не была заперта. Он ринулся внутрь и…
Буквально через минуту вылетел обратно.
Катя…
Уже на крыльце она ощутила этот жуткий смрад. Он тяжелой плотной волной ударил в нос из открытой двери. Запах был такой сильный, что у Кати моментально сперло дыхание, рвота подкатила к самому горлу, глаза начали слезиться и…
— Федор Матвеевич, что там внутри? — только и сумела спросить она.
Гущин загородил от нее дверь.
— Не ходи туда, — прохрипел он. — Там… там труп. Женщина изрубленная… Там все гниет, и мухи…
Мухи черным роем вырвались наружу, словно учетверяя силу невероятного смрада, который отравлял собой осенний воздух.
Но Катя все же заглянула туда, внутрь этого дома-кошмара.
Через секунду она бросилась прочь, за угол, зажимая обеими руками рот.
Но ее все равно вырвало на сухую траву.
Рядом кто-то стонал и охал от боли. Лысый человечек ползал по гравию, пытаясь встать на ноги.
А кругом…
Катя, задыхаясь от нового приступа тошноты, увидела их.