Их любовь того стоила. Феодора была в этом убеждена. И она на многое была готова — и тогда, и сейчас, — чтобы защитить свою любовь, первую, самую сильную.
Она считала, раз есть первая любовь, то уже не надо другой.
В отчем доме на первом этаже, в холле, было тихо, а на втором орал женский голос:
— Сучий потрох, опять обгадился! Сколько раз мне памперсы тебе за день менять, проклятый дебил!!!
Разорялась горластая сиделка, нанятая мужем Платоном для Каменной Башки… для отца…
Каменная Башка — Емельян Заборов, в девяностых слывший одним из самых сильных людей на планете, — в свои пятьдесят заработал инсульт. И после трепанации черепа превратился в овощ. Пятая жена сразу бросила его, любовниц след простыл. И вот уже три года он находился на попечении сиделок, нанятых ему Платоном по просьбе Феодоры.
Платон сделал это с радостью. Он жалел Емельяна. Долгие годы Каменная Башка был его компаньоном по бизнесу, они вместе инвестировали, куда считали нужным. И теперь его бизнес — точнее, его остатки, сожранные экономическим кризисом, — через Феодору управлялся им единолично.
Худо-бедно на жизнь все же хватало.
А сиделки в последнее время попадались просто хулиганки. Пользуясь тем, что они сутки напролет одни в большом, запущенном, давно нуждающемся в капитальной уборке особняке с беспомощным мужиком, ставшим идиотом, они делали что хотели.
Однако в присутствии Феодоры сразу поджимали хвост, боясь увольнения.
Феодора поднялась на второй этаж. Из спальни отца, из открытой двери, несло дерьмом. Сиделка, увидев дочь пациента, сразу засуетилась. Грязные памперсы лежали в пластиковом контейнере и воняли.
Отец — полуголый, огромный, лысый, с багровым лицом — лежал навзничь на постели. На нем была лишь футболка и спортивная куртка с олимпийской эмблемой. Ниже пояса он был голый, и сиделка с усилием пыталась повернуть его на бок, чтобы подтереть и вымыть с помощью спринцовки зад.
Феодора видела сморщенный член отца и бурые волосы в паху, напоминающие мох. Она не испытывала никаких чувств.
Она вспомнила, как в их первое
Спать с отцом лучшей подруги…
Стать женой отца школьной подруги.
Феодора считала, что она…
Что она не поступает дурно. Если все диктует любовь… как в той песенке, что приходит на ум:
Заставляя нас гореть, пылать, страдать, терпеть позор и унижение, задыхаться от гнева, желать отомстить — жестоко и страшно. А потом снова любить, любить, отдаваясь без оглядки, принимая в лоно свое семя любимого как залог любви.
Ее собственный отец Емельян Заборов мычал что-то нечленораздельное, взгляд его был устремлен в потолок. По подбородку текла слюна. Дочь свою он словно не видел, не замечал.
Феодора жалела Каменную Башку. Все же отец…
Но оставаться в этом доме — своем отчем доме, где на полках громоздились призовые чемпионские кубки по боксу, — более двадцати минут было выше ее сил.
Заплатив сиделке, проверив на кухне холодильник — есть ли у них продукты, чем кормят отца, — она посчитала свой долг дочери исполненным.
Она уже скучала по мужу. По Платону. Возвращаться одной, без него, в их теперешний дом… тот дом, в который она во времена оны приходила в гости девчонкой, школьной подружкой, было тоже несладко.
Там ее воспринимали как врага. И это не важно, что бывшая жена мужа Регина и старшая дочь Пелопея уехали в квартиру на Патриарших. Это не помогло, а может, лишь усугубило положение. Младшие Кутайсовы, видно, стали винить ее, Феодору, и в этом — в разлуке.
Постоянно печальный, сосредоточенный, словно ушедший мыслями куда-то далеко-далеко Гаврила. Маленькая злыдня Грета, иссохшая от своей анорексии.
Феодора в отсутствие Платона боялась оставаться с ними в гостиной большого, пустого их отчего дома одна.
Повернешься спиной, а они всадят тебе — мачехе — в спину ножницы, взятые из коробки с рукоделием, забытой Региной, их дражайшей матушкой, в супружеской спальне.
Глава 19
Сумочка
Пока полковник Гущин отчитывался перед начальством и был в разъездах, Катя не теряла времени даром.