— Дальше. Вот повторный допрос Виктора Кравцова, проведенный следователем Ниловым уже через три недели. После результатов автотехнической экспертизы, — Катя раскрыла на середине второй том. — И смотрите — аналогичные показания:
— По его словам, все так и было. Если им верить, конечно, — заметил Гущин.
— Даже если верить Кравцову, не считая его, с подачи инспектора Мамонтова, маньяком и похитителем, все было не совсем так, как он это описывает спустя сутки и спустя три недели после происшествия, — сказала Катя и раскрыла первый том в самом начале.
Она показала полковнику Гущину на подшитую сразу же после протокола осмотра места аварии и фототаблицы объяснительную.
— Это объяснительная Кравцова, его показания, написанные им собственноручно сразу после аварии. Его почерк, видите, как буквы прыгают, — это оттого, что писал он, скорее всего, при недостатке освещения и на какой-то неудобной поверхности. Может быть, папку ему дали положить на колени гаишники, может, он на капоте машины ГИБДД это писал. Но ясно одно: это его самые первые показания, которые он дал ГИБДД тогда, ночью, там, на Старой дороге. И что мы видим здесь? Кравцов пишет:
Полковник Гущин повернул дело с объяснительной Кравцова к себе и стал читать сам.
— Сразу после аварии, когда и полутора часов еще не истекло, Кравцов сам пишет, что увидел на дороге голую и покрытую кровью Пелопею Кутайсову. А через сутки и впоследствии он уже об этой детали — о крови, что заметил на ней, — не упоминает, — сказала Катя.
Гущин прочел объяснительную, прочел допросы.
— Странная вещь, — продолжала Катя. — Нигде больше он об этом не говорит.
— Может, он ошибся?
— Не думаю, Федор Матвеевич. Первые показания всегда самые яркие.
— Кравцов мог соврать.
— Мог. А если он в своей объяснительной не соврал? Чья это кровь? Помните, что нам Мамонтов говорил, — когда он приехал на место аварии, Пелопея фактически умирала, лежала в луже крови, вся кровью перепачканная. То есть Мамонтов тоже видел, что она в крови. Но он решил, будто это кровь от ран в момент аварии. А вот Кравцов в первый момент заявил, что девушка уже была окровавленной до аварии. Если это правда, то чья это кровь? Ее собственная — это первое, что приходит на ум. Что она уже была ранена, когда выскочила на дорогу. Помните, Мамонтов про рану говорил у нее на бедре — глубокую, с сильным кровотечением. Он все боялся, что задета бедренная артерия, и пытался ее зажать руками..
— Но врачи в один голос твердили, что все повреждения были нанесены девушке в результате наезда.
— И врачи ошибаются, Федор Матвеевич. Это могла быть ее кровь. Кто-то ранил ее. По логике вещей, это мог быть сам Кравцов — если он похититель и маньяк. Тогда понятно, почему он впоследствии ни разу об этом факте не упомянул. Для него было намного выгоднее, чтобы все считали, что раны Пелопеи — результат простого наезда, а не иного, предшествовавшего наезду преступления. Но если Кравцов не похищал девушку, а действительно увидел ее в крови на дороге ночью, голой, то… да, она могла быть ранена кем-то еще. Если это не ее кровь, то, значит, это кровь кого-то еще. Кровь человека, о котором мы пока вообще ничего не знаем.
Полковник Гущин закрыл дело, поднялся, достал мобильный. Он набрал номер и включил громкую связь.
— Алло, инспектор Мамонтов? Клавдий, это полковник Гущин, уголовный розыск.
Катя вся обратилась в слух. Надо же, у центуриона Клавдия Мирона Мамонта водится мобила. Что прогресс делает!
— Клавдий, припомните, пожалуйста, это вы брали на месте аварии объяснительную от Кравцова?
— Нет, я с него объяснительную не брал. Я бы с него там такую объяснительную взял, если бы мне позволили… Мне не позволили. Наши из ГАИ увели его от меня, посадили в машину дежурную. Он там писал. Мне плевать, что он там написал, что говорил — я вам сказал, не верьте, это все было вранье.
Баритон Клавдия Мирона Мамонта наполнил кабинет. Катя слушала чутко.