Грехи и погрешности

Саныч накануне отметил юбилей. Спасибо правнукам, все хлопоты взяли на себя.

– А тебе, дед, предстоит самое трудное, – говорила за неделю до события Даша, младшая и самая любимая. – Ты парадно оденешься, приедешь к шести в «Звёздный», усядешься во главу стола и будешь весь вечер принимать поздравления. Думаешь, это легко – бесконечно всем улыбаться и всех благодарить? Все эти дурацкие тосты выслушивать? Озвереешь, дед!

– Да уж, озверею, – вздохнув, кивнул Саныч. – Дашут, может, ну его? Не надо всего этого, а? Посидим тихонечко у меня. Только своими.

– Дед, даже свои к тебе в квартиру не поместятся, – сказала Даша, обняла Саныча за плечи и легонько его встряхнула. – И вообще – не начинай! Мы с Лизой и Сашкой и так с ног сбились, пытаясь всё устроить. Полагаешь, легко было зал найти с приличной кухней? Новый год на носу, между прочим. Все приличные кабаки, и неприличные, кстати, тоже, давно под бронью. Корпоративы ж идут.

– Вот и я говорю, Дашут: может, не стоит? – попытался встрять Саныч.

– Всё, я сказала! Разговор окончен, – оборвала старика Даша, чмокнула его в щёку, поднялась с дивана и упорхнула в прихожую.

Через минуту заглянула в комнату уже одетая, улыбнулась, ослепив деда блеском антрацитовых глаз и белоснежной улыбкой. Помахала ручкой, затянутой в пушистую варежку.

– Я побежала, пока! Тебя запереть?

– До свидания, Дашута, – кивнул Саныч и, скрипнув диванными пружинами, отвалился на спинку. – Беги уже, сам закрою…

Новая лопата оказалась и впрямь достойной. Чудо как хороша! Лёгкая, что твоя пушинка, черенок длинный, по росту, с хитрым нескользким покрытием. Саныч шёл от подъезда к подъезду как трактор, оставляя за собой идеальную, шириной в метр, дорожку – встречным разойтись хватит, проверено годами. Снег разлетался в разные стороны, оставляя на обочинах невысокие пока отвалы.

Сквозь чистый утренний воздух донеслась незатейливая колокольная мелодия, закончившаяся отмеренными по секундам басовитыми ударами. Часы невидимой со двора башни пробили семь. Скоро люди выходить начнут. А как же, работу никто не отменял.

Саныч, чьё отличное настроение просто било в атмосферу чуть не фейерверками, проходя последние метры, запел себе под нос:

– Папамарибо, Монтевидео, буэнас диас, аморе Леа…

Песенка была старая, из прошлой жизни. Да ещё и осталась где-то там, за тысячи вёрст. Правду сказать, всю песню Саныч толком уже и не помнил. Лишь эти несколько слов…

– Доброе утро, Пал Саныч! – Вот и Дмитрий, сосед по балкону, на работу побежал. Как всегда, первый.

– Здравствуй, Дима, – ответил старик, сделал последний бросок и, выйдя на уличный тротуар, уже расчищенный трактором, разогнулся. Повернулся к знакомому лицом. – Смотри-ка, аккурат к твоему выходу успел. Как тебе нынешнее утро?

– Супер, Пал Саныч! – жизнерадостно улыбнулся мужчина. – А мы с женой как раз вчера поспорили, будет к Новому году снег или нет. На шампанское и эту… шоколадку.

– Ну и как, выиграл? – спросил Саныч, воткнул лопату в отвал, снял рукавицы и достал из кармана платок – вытереть пот со лба.

– Как же, выиграешь у неё! – весело воскликнул Дмитрий. – Давно заметил, с бабами лучше не спорить.

– А что ж спорил-то, коль заметил? – подмигнул мужчине Саныч.

– Так пристала, как банный лист к мокрой жопе! – делано возмутился Дима. Но весь вид его говорил о том, что сам он был вовсе и не против таких развлечений.

Саныч отошёл чуть в сторону, давая Дмитрию дорогу. Но тот не уходил. Начал нерешительно переминаться с ноги на ногу. Старик пристально посмотрел ему в глаза.

– Спросить чего хотел? Спрашивай. Смогу – отвечу.

Дима отчего-то вдруг слегка оробел. Когда он заговорил, даже голос зазвучал как-то не так. Дрогнул, что ли?

– Я тут это… Пал Саныч… слова вашей песни нашёл…

– Какой песни? – совершенно искренне изумился старик.

– Ну, этой, про Парамарибо, – смущённо улыбнулся Дмитрий.

– Ну и? – У Саныча вдруг ёкнуло сердце, стало тяжело дышать.

– Так вот… Нет там «аморе Леа». Там ведь что-то про Бога. Правильно? Про то, чтоб он не покидал Землю, верно?

Старик потянулся пальцами к вороту. Расстегнул верхнюю пуговицу. Потом наклонился, зачерпнул пригоршню снега и растёр им лицо. Отпустило. Выдернув из отвала лопату, он, опустив глаза, тихо произнёс:

– Шёл бы ты, Димон, свой дорогой, а? Не ровён час, на работу опоздаешь. Премии лишат. Тебе оно к празднику надо?

Потом стряхнул рукавицами снег с валенок и, закинув лопату на плечо, побрёл домой.

– Я вас чем-то обидел, Пал Саныч? – крикнул вдогонку Дмитрий.

– Нет, Дим, не обидел. Просто… Не бери в голову, нормально всё, – не оборачиваясь, отозвался старик. – Всё нормально.

– А что тогда? – но этот вопрос повис в воздухе без ответа.

Дима, пожав плечами, развернулся и зашагал к троллейбусной остановке, бубня себе под нос что-то типа: «Вот чудак-человек. Надулся. Что я такого сказал-то?».

«Чудак-человек» отчебучил и на собственном торжестве.