Грехи и погрешности

Правая нога, вначале порезанная, а теперь, после сокрушительного падения, должно быть, и вовсе переломанная в области лодыжки – именно из этой части несчастного организма поступала пульсирующая, но – слава Всевышнему – не очень навязчивая, пусть малоприятная, боль, лежала на медвежьей шкуре под неестественным углом. Это Толик увидел, приподнявшись на локтях и повернув голову.

Он хотел было встать на четвереньки, доползти до тумбочки с телефоном, чтобы вызвать охранника или, может, сразу скорую, но тут что-то кольнуло его в район печени. Первой мыслью было: «Ну все. Допился, баран, до цирроза…». Однако при ближайшем рассмотрении, сим прометеевым орлом оказался вовсе не распад единственной, к сожалению, печени, а остро заточенный карандаш, вложенный сперва в блокнотик со смешной надписью «notebook» на зеленой обложке, а потом в единственный карман, пришитый к шелковому халату сбоку с небрежностью, выдающей руку мастера. Пардон, вовсе не мастера – известного на весь мир и самого модного на сей день кутюрье.

И тут в обыденную, полную несчастных и счастливых случаев жизнь человека вмешалась мистика. Анатолий Махалов, кое-кем признанный и самый уважаемый в Максакове поэт, известный на всю Россию уринотерапевт, который, казалось бы, из-за засилья компьютерных технологий давным-давно позабыл свой собственный почерк, вдруг выдернул из «ноутбука» чудом уцелевший в схватке с лестницей карандаш и, не обращая внимания на сумерки обесточенного холла, застрочил, словно из пулемета, рифмованными виршами…

Галина Викторовна приехала на такси, словно по расписанию, и уже через каких-то три четверти часа (Максаков – город не слишком большой) Анатолий Павлович ковылял к выходу из травмапункта на новеньких карбоновых костылях, выставляя напоказ лежащему перед ним провинциальному миру загипсованную до колена ногу.

Вечером на собрании поэтического общества Толик, стоя в банкетконференцзале своей клиники за кафедрой на левой ноге, сотрясал воздух и барабанные перепонки благодарных слушателей громогласными и поистине гениальными поэтическими выбросами типа:

«Лежал поверженный ландскнехт на теле мертвого дракона,
Его несчастная нога согнулась криво. Под балконом
Осколки тонкого сосуда, что кровь поил нектаром страсти,
Теперь вонзались в плоть земли. О, Бог! Не это ли несчастье?»

Непостоянная и капризная муза попала на этот раз, как говорится, в струю. Строки, рожденные Толиком Махаловым, изумительны, правда? Помните с чего всё начиналось? Точно, с крепкого алкоголя.

Я ж говорю, гениальные поэты – народ пьющий. Причем без лицемерного смущения. Для пользы дела ж!

А вы, уважаемые, коль до сих пор со мной не согласны, можете немедленно хвататься за топоры и заострять колы. Или гусиные перья. Я-то к схватке готов. А вы?

Короче, пацаны…

Литературные опыты авторитетного бизнесмена Семена Михайловича Смоленцева

(он же Сёма Пятый)

Печёночный паштет

Короче, я, типа, лопух и на год отстал от жизни! Эту, говоря литературным языком, новость мне сегодня Валя Кривой по мобиле напел. Ладно, Кривой – свой пацан, ему предъяву за такой базар делать не стану. Но если какой-нибудь лох вякнет что-нибудь в этом роде, он-то уж, в натуре, огребет по полной программе. Я сказал, Сёма Пятый. Отметили?

О чем базар, пацаны? – спросит меня какая-нибудь книжная вошь. Расставляю. Я тут вчерась купил дочке хату с евроремонтом на Белорусской, привез мебель разную – стенку там итальянскую, немецкую двуспальную шконку, австрийский электрокамин, плазму на полстены японскую, новый компьютер последней марки, который до кучи подключил к Интернету. Так вот… Как бы это сказать-то, чтоб никого не обидеть?… Ща, зависну минут на десять, сформулирую на бумажке, а потом выложу вам всё как на духу. Только сначала дам почитать Катьке, так дочку звать, чтоб она поправила, что не в тему. А то, понимаешь, я литератор хоть в будущем и знаменитый, но пока начинающий. Бабок-то до хрена, а слуха музыкального, пацаны говорят, нет. Вот и приходится писать, уж коль на гитаре дальше трех аккордов за год не продвинулся. К искусству-то, мля, тянет в моем возрасте не по-детски, не дает покою слава Толстого с евойным «Идиотом»… Что, Кать? Какой, к черту, Достоевский? Слушай, зая, я вообще не с тобой говорю. С кем? С будущим читателем, в натуре. И не смей учить отца, коза! Звякни-ка лучше в «Метрополь», закажи пиццу какую-нибудь, только скажи, чтоб колбасы побольше накидали… Чего? Ну, не в «Метрополь», где ее там жарят?… Ладно, хорош бакланить, зависаю…

Ага, всё. Поехали, как говорят Чагин с Шумахером.