Грехи. Книга 2

Но, уделяя столько внимания его внешнему виду, они не забывали и об интерьерах, причем делали это с большой любовью. Постоянно пополнялась величайшая коллекция произведений искусства: Гейнсборо, Буше, Фрагонар, Рейнолдс – их картины здесь были представлены довольно широко; абиссинские ковры, мейсенский и севрский фарфор; лиможские эмали, бовейские гобелены, французские горки. За всей этой роскошью тщательно следили. Жалюзи закрывали окна от попадания прямых солнечных лучей, чехлы и обивка мебели регулярно чистились и реставрировались; с фарфора ежедневно смахивалась пыль. До настоящего времени не было разбито ни единого предмета!

Шарлотта Сомерсет, четырнадцатая герцогиня, отличалась слабым здоровьем и потому каждую зиму проводила на юге Франции. На это время каждое произведение искусства укладывали в специальный замшевый мешочек, упаковывали в специальные ящики или корзины и помещали в запасники. Весной, когда герцогиня возвращалась, все распаковывали и ставили на свои места. Во время Второй мировой войны в Фоллсворте нашли приют триста детей: надо было спасти их на время бомбежки Лондона. Здравствующие герцог и герцогиня вновь пустили в ход мешочки и ящики Шарлотты. В первый раз за прошедшие шестьдесят лет сокровища были снова упакованы и размещены в обширных запасниках Фоллсворта. И опять ни одна вещь не пострадала.

Элен выслушала эту историю с большим интересом, но теперь ей стало ясно, что Фоллсворт отнюдь не жилой дом, а скорее национальная сокровищница, которая требует от своих владельцев безраздельного внимания, любви и самоотверженности.

– Я еще никогда не видел Найджела таким счастливым, – изрек герцог. – Очаровательная молодая леди! – Он снова уткнулся в газету. Это специальное издание «Тайме» для королевской семьи в Букингемском дворце было отпечатано на тряпичной бумаге и доставлялось сюда со спецпосыльным.

Раздвинув тяжелые шторы, герцогиня пристально посмотрела на парочку, идущую к дому. Вернувшись на место, она прикрыла глаза и лениво проговорила:

– Да. Она чрезвычайно… удивительная женщина.

Обед был сервирован в фамильной столовой. Ее стены были отделаны белыми панелями с золотистой лепниной, на окнах висели красные бархатные шторы. Поражал воображение мраморный камин высотой в семь футов. Повсюду стояли старинные китайские ширмы, радовали глаз огромные полотна Рубенса. Стол сверкал уотерфордским хрусталем, столовым серебром эпохи короля Георга V, золотыми канделябрами. А еще здесь стояли старинные золотые кубки, которыми были жалованы Сомерсеты за своих лошадей, выигравших на скачках на ипподроме «Аскот» еще в девятнадцатом веке.

И все же когда обед наконец закончился, Элен с облегчением вздохнула. Сомерсеты перешли в гостиную, чтобы выпить кофе, и спустя приличествующее время они с Найджелом снова отправились на прогулку. На улице уже стемнело, воздух был прозрачен и свеж. Слышался стрекот кузнечиков. Они дошли до павильона и сели на садовую скамью.

– Мне кажется, тебе здесь не по себе, – произнес, наконец, Найджел.

Элен задумчиво посмотрела на светящиеся желтые окна.

– В том нет твоей вины, Найджел, – отозвалась она. – Просто Фоллсворт подобен… – она вздохнула, – …музею.

– Согласен. Но мы и не будем здесь жить. – Он с чувством сжал ее руку. – Думаю, нам следует обзавестись своим собственным домом в Лондоне. И пусть там будет не как в музее.

– Ты даже не представляешь, как ты меня порадовал! – воскликнула Элен.

Он привлек ее к себе и улыбнулся:

– Я и не собирался жениться на хранительнице музея! – Элен рассмеялась.

– Большой дом мне не нужен, – предупредила она. – Пусть будет что-нибудь поддающееся управлению…

– И чтобы слуги не вертелись под ногами…

– Но он должен быть просторным и современным. На дворе все-таки тысяча девятьсот шестидесятый год.

– Да, главное, чтобы дом был уютным…

– И с красивым садом…

– Где мы будем прогуливать наших детей…

Элен замерла, словно громом пораженная и посмотрела на огромный дом – дом, который требовал продолжения династии. А ведь ее тело никогда не сможет…

– Нет, Найджел, – решительно выдернула она свою руку.

– В чем дело? – удивился он. – Я тебя обидел? – От мучительной боли Элен закрыла глаза.

– Не знаю, почему я раньше тебе не сказала… Думала, это не имеет значения. Идиотка! Я думала только о нас.

– Конечно, прежде всего, мы с тобой, дорогая, но я никак не могу понять, о чем ты?

– О детях.

– То есть?

– У меня никогда не будет детей.

– Прости, дорогая, я не знал. – Найджел крепко обнял любимую. – Это и правда не имеет значения. В конце концов, мы всегда можем усыновить кого-нибудь. Хоть целый выводок, если захочешь!

– Это несправедливо! – горячо возразила Элен, вырываясь из его объятий. – Твой род корнями уходит в века. Если у тебя не будет детей, то он на тебе и закончится.

– Думаешь, для меня это так важно? Я гораздо больше ценю нашу любовь. Ведь она чего-нибудь да стоит?

– Да, – согласилась Элен. – Просто я поступлю несправедливо и по отношению к твоим родителям, и по отношению к твоим предкам.

– Почему тебя волнуют мои предки и моя семья?