Грехи наших отцов

Во втором раунде Бёрье выходит с мазью на брови. Теперь он знает, как работает этот «правый поршень». Кубинец продолжает молотить, Бёрье медленно продвигается вперед, блокирует удары и наносит несколько, на первый взгляд, бессмысленных хуков в плечо соперника. Ниркин-Юсси и Сису-Сикке переглядываются. Они довольны. Это умный стратегический ход. Он не прибавит Бёрье очков, но должен обезоружить «правую молотилку». Ближе к концу раунда оба спешат. Зрители, и в Мюнхене, и в Куоксу, поднимаются с мест и подбадривают боксеров дружными возгласами. Бёрье сыплет знаменитыми апперкотами, нагнетает хуками, бьет по почкам. Мартинес явно метит в поврежденную бровь. Он знает слабое место Бёрье – тренер правильно посоветовал ему вскрыть рану.

Зрители вопят так, что голос комментатора почти не слышно. А затем происходит то, что и должно было произойти. Мартинес разбивает бровь Бёрье. Кровь заливает левый глаз, Бёрье отступает. Мартинес бьет попеременно то по голове, то по корпусу. Бёрье приседает, отходит, напрягает оставшийся правый глаз.

Ниркин-Юсси кричит в телевизор, что судья должен предупреждать удары ниже пояса, а потом поворачивается к Сикке:

– Видишь? Плечо кубинца?

– Вижу.

Плечевой мускул Мартинеса дергается каждый раз перед правым ударом.

Ниркин-Юсси рвет на себе волосы и вопит как сумасшедший:

– Плечо! Плечо!

Но стокгольмский тренер, похоже, не собирается помогать Бёрье.

Секунды тянутся, как туман над лесным болотом, пока наконец не раздается гонг. Бёрье уходит в угол. Он истекает кровью, как забитая свинья, – его выдают белые полотенца. Поэтому Сису-Сикке и предпочитает использовать красные, чтобы скрыть от противника реальное положение дел. Но Сису-Сикке там нет, он в нескольких сотнях миль от Мюнхена. Зато там есть врач, и он наблюдает за ходом поединка.

Неужели это конец? Будет ли вообще финальный раунд?

Сису-Сикке поднимается и подходит к телевизору. Становится так, чтобы не загораживать экран остальным. Он смотрит на Бёрье, только на Бёрье. А когда тот выходит из кадра, видит его своим внутренним оком. Губы Сикке шевелятся, формируют слова, которых никто не может слышать.

Мать Сису-Сикке поднимается, смотрит на экран и на сына огромными, круглыми глазами. Она первая поняла, что происходит. Останавливать кровь – это у них в роду. Ее прадедушка по материнской линии, новопоселенец в Сокетреске, спас жизнь полковой лошади, пострадавшей во время русской оккупации 1808–1809 годов. Лошадь получила двадцать восемь сабельных ударов и была обречена на мучительную смерть. Но прадедушка матери Сису-Сикке остановил кровь и выхаживал животное всю зиму после капитуляции. Так говорят. Он якобы повредился в уме после этого случая. Лечил больных животных, предоставляя жене одной управляться с лесом, землей и хозяйством. Бóльшую часть времени сидел в конюшне и будто о чем-то размышлял. Там он и умер от анемии в тот год, когда родился его четвертый ребенок – бабушка Сису-Сикке. Спасенной лошади к тому времени было уже за тридцать, но она все еще помогала вдове возить дрова и пахать землю. Летом паслась в лесу. Пока хозяин был жив, лошадь и в летнюю пору приходила навестить своего спасителя.

Бабушке Сису-Сикке трудно было отказать людям, приходившим к ней со своими недугами. Но после «сеансов» она обычно спала по много часов, доверив молодым вечернюю дойку. Ее дар не был особенно сильным, его хватало разве на маленьких детей. Но бабушка точно знала, что он передался Сигварду.

– Будь осторожен, – предупреждает мать Сису-Сикке, когда тот возле телевизора пытается остановить кровь Бёрье Стрёма. – Не шути с этим!

Когда звучит гонг, Бёрье выходит на ринг с совершенно другим лицом. Похоже, пластырь остановил кровь. Бёрье выглядит собранным. Все знают, что он отстает по очкам. В его распоряжении три минуты.

Теперь он зряч. Короткий левый, потом правый по голове Мартинеса. Левый в висок, правый по корпусу. Мартинес вытанцовывает, пуская в ход свой правый, – ему нужно всего лишь продержаться, и победа его. Бёрье прижимает его к канатам и идет в атаку.

– Правый, правый… – бормочет Ниркин.

И вот он, правый, – но Бёрье заметил подергивания в плече. Молниеносно, почти одновременно с тем, как выстреливает поршень Мартинеса, Бёрье наносит короткий правый по подбородку соперника. Ноги Мартинеса подгибаются, как в замедленной съемке, но правая рука все еще вытянута, когда Бёрье наносит решающий удар. Кубинец падает – не как подпиленная сосна, а скорее поникает, как высохший цветок. Мягко ударяется о пол. Судья считает. Рев чуть не сносит крышу над мюнхенским стадионом, но публика в большой комнате в Куоску затаила дыхание. Судья считает.

Поединок окончен. Судья поднимает руку Бёрье до самого неба. Комментатор что-то говорит о «шведском чуде».

Ниркин-Юсси улыбается. Из кухни возвращаются женщины. Сису-Сикке стоит у телевизора бледный как полотно. В тот вечер он почти ничего больше не говорил и рано лег спать.

Когда Ниркин-Юсси проснулся посреди ночи, Сису-Сикке рядом не было. Часы показывали двадцать минут третьего. Юсси натянул штаны и вышел в осеннюю ночь.