Грехи наших отцов

Ребекка проехала сотню метров и остановилась. Попробовала палкой наст. Палка легко прошла сквозь хрустящую корку и рыхлый, только что нападавший снег под ней. Уперлась в зернистый слой старого снега на глубине.

Красивый снег, но опасный. И никаких следов впереди – ни лыжных, ни снегохода. Она одна.

Ребекка пошла дальше. Подбитые шкуркой лыжи скользили с приятным свистящим звуком. Впереди страна гор. Когда-то они устремлялись к небу острыми вершинами, но по прошествии четырех миллионов лет их очертания обмякли и округлились. Теперь они возлежали вокруг Ребекки, словно гигантские животные, ленивые, полусонные волчицы с белым пушистым мехом, огромными лапами и чутким слухом. И глядели на нее сквозь острые щелочки глаз.

На полпути к Локте Ребекка остановилась глотнуть воды. Голубая бутылка «Нальген» – подарок Кристера. Давно пора купить другую.

Она вспомнила их совместные вылазки в лес и горы. Кристер был единственным человеком, рядом с которым Ребекка становилась собой настоящей. Так ей, по крайней мере, казалось. Их молчаливый быт на природе – один разжигает огонь, пока другой рубит замерзший собачий корм. А потом они ставят палатку, готовят еду. Четыре руки и одна мысль – о сексе. Проснуться ночью в его теплых объятьях и снова заснуть…

Ребекка прибавила скорости. Она не хотела делать Кристеру больно. Всего лишь стремилась быть той, кому можно доверять. Не получилось. Она уничтожает все, к чему бы ни прикасалась. С ней явно что-то не так. Что-то торчит внутри острым обломком, о который так легко порезаться. Вот и Кристер…

Иногда Ребекка будила его посреди ночи: «Поговори со мной…» И он говорил – о собаках, лесе, рыбалке в детстве. Гладил ее по волосам, и Ребекка успокаивалась.

На перевале между Лоткатоккой и Кяркетьярро стало еще тяжелей. Ребекка отчаянно работала палками, когда начался последний, крутой подъем к избушке на Локте. На склонах скопилось слишком много снега.

Главное – не останавливаться. Толкать себя – вперед и вверх. Просто напрячь бедренные мышцы. Бедро вперед – давление на середину лыжи, чтобы по максимуму использовать подбитую шкуркой часть. И не обращать внимания на молочную кислоту. Боль – всего лишь слабость, уходящая из тела. Так говорят в Кируне старики. Тяжело дыша, Ребекка приблизилась к вершине, откуда была видна горная избушка. Она заперта, сейчас не сезон. Стены заметены недавним снегопадом, видна только верхняя половина окон с изогнутыми аркой красными рамами. И Ребекке понадобилось почти два часа, чтобы сюда добраться.

Вперед. Правая нога – левая. Ребекка тяжело дышит, пот заливает глаза. В правом неприятное покалывание. Ресница, похоже. Поравнявшись с избушкой, Ребекка остановилась глотнуть воды. Слева – колесо старого подъемника, называемого еще Пумпхюсбакен.

Ребекка затолкала в рот жменю «охотничьей смеси» – шоколад, изюм, орехи. Зажевала, проглотила, запила водой. Время поддержать силы. С таким уровнем сахара в крови, да еще на фоне полного обезвоживания организма она не вытянет остаток пути.

«Остаток? – Ребекка удивилась собственным мыслям. – А куда ты, собственно, собралась?» Она оглянулась в сторону летней тропы, и страх пахнул в лицо, словно взмахнула крылом невидимая гигантская птица. Лавиноопасный район, и Ребекка это знала.

«Остановись, девочка, – зашептали снежные волчицы. – Поворачивай, пока не поздно». «Возьмите меня к себе, – мысленно ответила им Ребекка. – Мне уже все равно. Мне давно все безразлично».

Она пошла дальше. Теперь главное было не сбиться с курса. Выйти по скрытой под снегом летней тропе к двум небольшим озерцам в начале перехода между Куоблатьярро и Латкатьоккой. Чтобы попасть на перевал через Куоблу.

То там, то здесь снег пересекали следы куропаток. Ровные строчки из голубоватых воздушных крестиков между неглубокими ямками. Ребекка боялась, что не заметит озер. Определить границу озера под слоем снега не так просто, как может показаться.

Ребекка вспомнила, как ее отец однажды бурил землю под снегом, полагая, что там озеро. Ледовый бур после этого пришлось выбросить. «Мы ведь никому не скажем об этом, верно? Все равно я собирался покупать новый». Как будто Ребекка застала его за чем-то постыдным.

Палящее солнце и свет – словно взметнувшаяся из-под снега молния. На глаза навернулись слезы, но теперь Ребекка видела его перед собой – первое, вытянутое озеро. Кто-то в Кируне говорил, что, если идти по внутренней дуге банана, а потом по внешней окружности горошины, непременно окажешься на перевале, ведущем к верхнему озеру. Возле склона Бирана.

Ребекке не нравилась эта шутка. Нужно совсем не иметь воображения, чтобы сравнить живописные горные озера с бананом и горошиной. Но сейчас, когда снегопад подтер контуры, эта метафора оказалась очень даже кстати.