Грехи наших отцов

В лодку набралось немного воды, но это не опасно. Рыбачат в тишине. Все, что слышно, – осторожные, приглушенные звуки. Свист лески, плеск поплавка, приглушенное жужжание спиннинга, когда крутишь ручку. Вон нырнул какой-то зверек – похоже, полевка. Пронзительно закричала птица.

– Канюк, – говорит отец.

Весь улов – два окуня и форель. У отца в рюкзаке соль и упаковка простокваши. Они разводят костер на берегу. Жарят рыбу и едят руками. Простоквашу разливают в пластиковые стаканы. Отец топит баню. Пока она разогревается, можно подремать у костра.

Потом они парятся. Бёрье сидит на нижнем ярусе, отец наверху. Охлаждаются в реке. Бёрье хорошо ныряет и может долго плавать под водой.

– Ninku saukko, – говорит отец и переводит на шведский: – Как выдра.

* * *

Потом они боксируют на берегу. Бёрье давно пора спать, но это не имеет никакого значения. Ночи светлые, и отец сказал, что на этой неделе они будут спать, только когда устанут.

Отец – хороший боксер, но удар в глаз поставил крест на его спортивной карьере.

– Правый хук, – учит он Бёрье, – ты должен быть к нему готов. Иначе у тебя нет шансов.

И выставляет большие ладони, чтобы Бёрье в них бил.

– Джеб в голову, – говорит отец. – Противник выходит из гарда[13], и ты наносишь удар прямо ему по корпусу. Второй удар всегда опаснее, потому что застает врасплох. Дыши. Если не будешь дышать как следует, быстро устанешь. В кровь должен поступать кислород… И гард, помни про гард… Постой, что ты делаешь?.. Джеб – и удар в нижнее ребро. Вот… Молодец… Отлично!

– Давай еще! – кричит Бёрье, когда отец спрашивает, не устал ли он и не пора ли в самом деле идти спать.

Они отрабатывают уходы от ударов. Быстрый поворот головы – вправо-влево.

– Гард! – кричит отец.

И вдруг хватает Бёрье за руку – несильно, только чтобы остановить.

– Слышишь? – спрашивает он и показывает в сторону леса.

Там как будто тарахтит мотор. Звук быстро приближается.

Бёрье смотрит отцу в лицо и чувствует поднимающуюся откуда-то изнутри волну страха.

Отец переворачивает лодку.

– Сюда, – шепотом приказывает он. – Лезь – быстро. Лежи, и чтоб ни звука, слышишь? Даже двинуться не смей, пока я не приду и не скажу, что пора. Кивни, чтобы я знал, что ты меня понял.

Бёрье кивает и делает, как ему велели. Отец куда-то уходит.

Бёрье прислушивается. К дому как будто подъехала машина. Она остановилась, но мотор работает. Еще голоса – но слов Бёрье не разбирает. Только шаги. Как будто кто-то обходит вокруг дома, поднимается на крыльцо и спускается через некоторое время. Идет к реке. Останавливается возле лодки, под которой лежит Бёрье. Ботинки – чужие, не отцовские. Так близко, что Бёрье мог бы коснуться их, протянув руку.

Он лежит на спине. Беззвучно просовывает ноги под скамью, где уключины для весел. Руками цепляется за внутреннюю поверхность носовой части. Приподнимается, упираясь руками. Выпрямляет спину. Дрожит от напряжения.

Большие ладони касаются земли, и мужчина заглядывает под лодку. Бёрье дышит короткими, беззвучными толчками. Мужчина встает и уходит. Шаги стихают в направлении дома. Бёрье опускается на землю, но удар получается таким мягким, что почти ничего не слышно, – кроме разве сердца.

Машина уезжает. Бёрье хочется немедленно вылезти, потому что, похоже, все комары в округе отыскали его убежище. И будто специально кусают в те места, где сильнее всего чешется, – вокруг лодыжек, в ступни и на внешней поверхности рук.

Отец не велел вылезать из-под лодки без его разрешения, но уж очень задерживается. Бёрье ждет. Отец, конечно, скоро придет, и перед тем как уснуть, Бёрье будет лежать на его руке. Они зажгут камин, и отец расскажет о поединке Инго и Флойда[14] на чемпионате мира. Откомментирует по памяти, как будто все происходит у него перед глазами.

Но где же он? Почему так долго? Может, варит кофе на кухне? Забыл, что Бёрье не смеет шевельнуться под лодкой без его приказа?

Наконец мальчик вылезает. Вслушивается – в воздухе висит тонкий комариный звук да тихо плещет река. Отца нигде не видно – ни в избе, ни в бане, ни в туалете.

Бёрье бегает по двору. Наконец решается позвать:

– Папа!

По-шведски и по-фински.

Нет ответа в белой ночи. Где-то у воды хлопает крыльями птица. Много лет спустя он поймет, что в этой точке жизнь разделилась на два русла. И какая-то часть Бёрье так и осталась там, на берегу, звать отца.

* * *

Судмедэксперт Ларс Похьянен первым вошел в прозекторскую и опустился на свой табурет с колесиками, оставив Бёрье Стрёма стоять у стола, на котором лежали останки его отца. Бёрье внимательно рассматривал татуировки. Отступил на шаг. Задышал в рукав куртки.

– Боже… – Сглотнул. – Вы здесь, наверное, и не к такому привыкли?

Похьянен прокашлялся.

– Да, я здесь всего и насмотрелся, и нанюхался.

– Грудь прострелена, – тихо заметил Бёрье Стрём. – Но чем он занимался? Что говорит полиция?

– Полиция? – переспросил Похьянен. – Ничего не говорит. Убийство имеет срок давности.

Бёрье Стрём почесал кулаком голову – как медведь.