Грехи отцов

— Вот и я так думаю, что-то другое… Отец не пытался ничего делать с этим. Просто жил, как мог. На больших должностях не был, простой рабочий, сын репрессированного, ходу ему особо не давали. Началась война — отвоевал своё, женился, работал, меня растил. А когда умер, сны стал видеть я… Оставил, значит, отец мне дедово наследство…

Хозяин задумчиво поднялся, начал прохаживаться по кухне, насколько позволяло свободное пространство…

— Ну, а вы-то не пытались с кем-либо посоветоваться, проконсультироваться?

— Я-то? Я-то пытался. После перестройки, когда стали проще смотреть на всякую мистику…

— И что?

— Вначале, конечно, пытался с научной точки зрения прояснить хоть что-нибудь. Только ведь официальная наука в такие вещи не верит. А гадалки да экстрасенсы — знаете, ведь очень сложно найти настоящего специалиста. В основном — одни шарлатаны… Но если долго мучиться… Хотя, подсказал не экстрасенс. Зашёл я как-то в храм. Вы ведь знаете, наши деды и отцы растили нас атеистами и так в этом преуспели, что вот, кажется, умом уже что-то понимать начал, а всё никак переступить не можешь через какой-то барьер…

Гость задумался — тяжело и надолго. Хозяин тоже молчал.

— Сам не помню, что меня туда потянуло. Просто — шёл мимо по каким-то делам, смотрю, народ собирается понемногу, видимо — служба должна вот-вот начаться… Я и зашёл. Думал — на минутку, свечку поставлю — и пойду своей дорогой. А получилось — отстоял службу. Люди начали расходиться, а я меня что-то не отпускает… Батюшка на меня внимание обратил — что мол, говорит, случилось, что-то тебя гложет, груз какой-то на душе у тебя! А я и спроси, как, мол, свечку поставить? За упокой… Вот, разговорились… И знаете, что он мне сказал в конце разговора? Наверное, и не разговор это был даже, а — исповедь…

Опять длительная напряжённая пауза…

— Он спросил: а знаешь ли ты, что такое — покаяние?

— Но ведь не вы же это совершили?

— Я, не я… Грехи отцов, оказывается, могут пасть на детей… И даже, как видите, на внуков… А знаете, каково с этим жить? Не знаете? Так лучше и не знать вам этого никогда…

Что-то неосязаемо-тяжёлое продолжало висеть в воздухе…

— А как вы вышли на меня?

— Да вот по этой фотографии и вышел. — Гость показал на листок в руках у хозяина. — Вы же её в Интернете, на своей страничке помещали?

— Помещал… Думал, что кто-то сообщит какие-либо сведения о деде. По Интернету. Только я не думал, что так просто найти человека, если на его страничке в Интернете не имя, а только ник.

— А я и не говорю, что просто. Всех знакомых подключил, кто хоть чем-то мог помочь… Нашли. И адрес и телефон. Я ведь, когда это фото увидел, сразу понял, что нужно найти вас. Именно — найти и придти к вам домой, а не переписываться в Интернете. Я лицо на фотографии сразу узнал. Не один год оно мне снилось, до мельчайших подробностей помню… Только там, во сне — он без формы… Так значит, кто-то из семьи вашей уцелел всё-таки?

— Бабушка с детьми успела-таки в лесу спрятаться… Кстати, она рассказывала, что дед ваш, вы уж извините, всё клинья к ней в своё время подбивал. А потом простить не мог, что за моего деда она замуж вышла… Отец выжил, ему три года уже было, а сестра его совсем ещё маленькая тогда была, умерла, когда прятались в лесу, да по родственникам… Отец, как и ваш, тоже простым рабочим, тоже отвоевал своё… Поздно уже женился, да умер рано… Вот так…

Хозяин сидел за столом, напротив гостя, черкал что-то на бумаге огрызком тупого карандаша…

— Так вы решили-таки покаяться?

Вопрос прозвучал резко, как выстрел в тишине.

— Думаете — сниться перестанет?

Гость смутился.

— Я и не знаю, как это вам правильнее сказать. Покаяться, не покаяться… Может — перестанет сниться, может — нет… Для меня дело уже не только в этом. Просто понял, что надо к вам придти — и поговорить. Душу, что ли, облегчить… Надо — и всё. А чем этот разговор закончится — тут уж как Бог даст.

Он опять сидел, не поднимая глаз, хрустел пальцами.

— К тому же сегодня седьмое ноября…

Гость дёрнулся.

— К тому же сегодня седьмое ноября… — эхом. — Вот, ещё… Возьмите…

Вытащил из кармана маленький свёрток. Осторожно, как бы боясь обжечься, развернул и пододвинул поближе к хозяину.

Тот молча смотрел на содержимое. Что-то застряло в горле, мешало шершавым комом и не давало задать вопрос. Он протянул руку и осторожно коснулся содержимого…

Две георгиевские медали.

Хозяин тяжело встал. Достал из холодильника початую бутылку водки. Из шкафчика — два гранёных стакана. Наполнил каждый на треть. Один передвинул на другой конец стола вместе с листком бумаги.

Выпили молча, не чокаясь и не закусывая.

Гость поднёс листок к лицу. Четыре строчки. Прочитал несколько раз, запоминая.

Вскинул глаза.

Хозяин стоял, отвернувшись и глядя в окно.

Гость тихонько встал, оделся, постоял в прихожей… Вышел. Не прощаясь…

Выстрелом входной двери лопнуло напряжение, скопившееся в квартире.

Чиркнула спичка. Листок корчился в тарелке, четыре строчки, сразу и навсегда врезавшиеся в память обоим, превращались в пепел…