Она хмыкнула, ее руки по-прежнему крепко лежали на моих плечах, пока я поднимал ее ноги одну за другой, чтобы снять черные шелковые трусики.
— Я уже говорил тебе, как ты хороша на вкус? — Я провел кончиками пальцев по внутренней стороне ее ног. — Как мне нравятся твои стоны, когда я требую тебя?
Она крепче сжала плечи, а я продолжал наблюдать, как моя рука движется по внутренней стороне ее бедра, а большой палец едва заметно проводит по ее чувствительным складочкам. Я поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как она закрывает глаза, складывая рот в идеальную букву "О". Мне не нужно было просовывать палец в ее расщелину, чтобы понять, мокрая ли она для меня. Я чувствовал запах ее возбуждения, запах ее похоти, который провоцировал во мне хищника. Он возбуждал во мне грязную потребность трахаться, торопить нас обоих к кульминации, которая разорвет нас на части. Но пока мой член пульсировал, как ублюдок, сильно упираясь в молнию, я прикусил губу и собрал все силы самоконтроля, чтобы держать себя в руках. Я обхватил ее за бедро и притянул ближе к себе, заведя руку за другое ее колено.
— Держись за меня, — приказал я и перебросил ее ногу через свое плечо, острый край ее каблука впился в мой позвоночник. Как художник, зачарованный цветами и формами своего произведения, я был пленен изгибами и безупречной кожей своей жены.
Кончиком языка я прочертил неторопливые круги по ее бедру, рисуя его нежными штрихами. Мила извивалась и изо всех сил старалась направить меня к тому единственному месту, которое, как я знал, жаждало внимания. Я улыбнулся, намеренно избегая губок ее набухшей киски.
— Я хочу дразнить тебя, пока ты не сломаешься.
— Пожалуйста, не надо. — Ее голос был просто порывом воздуха, и она провела пальцами по моим волосам, сжимая их все крепче и крепче. — Не мучай меня.
— Назови мне хоть одну причину не делать этого. — Я прижался губами к ее голой киске, щелкнул языком один раз, чем вызвал громкий, благодарный стон из ее блестящего рта.
— Потому что я умоляю тебя об этом.
— Мне нравится, когда ты умоляешь. — Я нежно подул на ее голую киску, и ее тело напряглось, когда она глубоко вдохнула.
— Сэйнт.
— Тише, Мила. Я провел пальцем по ее половым губкам, от входа до клитора и обратно. Ее ноги задрожали. — Не говори. Просто чувствуй.
Я положил руку ей на бедро и слегка провел большим пальцем по ее щели — ласка, призванная причинить мучительную боль ее телу. Я взглянул на ее прекрасное лицо, на котором уже отражалась эйфория, овладевшая ею: шея выгнута, щеки раскраснелись. Ногти впились в мои плечи, и я широко раздвинул ее киску, прежде чем погрузить язык в ее слипшийся жар. Она громко застонала, и ее бедра задвигались сами собой. Вкус ее похоти обволакивал мой язык и усиливал мой собственный в три раза. Я чертовски сильно хотел оказаться внутри ее сладкого тела, но сначала мне нужно было увидеть, как она будет разрываться от желания, пока я стою на коленях и поклоняюсь ей, как своей гребаной королеве.
Еще одно плавное движение по ее киске, и я просунул в нее палец, глядя вверх, желая увидеть наслаждение, которое владело ею. Медленно и ритмично я вводил и выводил палец из нее, не входя так глубоко, как я знал, ей было нужно. С каждым движением ее киска плакала от возбуждения, и я не мог остановить себя от облизывания этих набухших губ, проводя кончиком языка по ее клитору, прежде чем крепко засосать его в рот.
Ее бедра затряслись, а ноги задрожали. Она наклонилась вперед, опираясь на мои плечи, а я обхватил ее бедро, которое лежало на моем плече.
— Я хочу, чтобы ты кончила на мой язык, Segreto. И я хочу, чтобы весь Нью-Йорк услышал тебя.
Я зарылся лицом между ее ног и стал лакомиться ее киской, как будто это была моя последняя чертова еда. Мой язык гладил, лизал, дразнил ее, а я вводил пальцы быстрее и глубже. Ее бедра двигались с потребностью трахаться, и я позволил ей это. Я позволил ей трахать мой рот, позволил ей прижимать свой клитор к моему языку. Ее руки обхватили мой затылок, и я почувствовал ее несдержанность, когда она притянула меня ближе, заставляя трахать ее языком сильнее. Каблук ее туфли все глубже вдавливался в мой позвоночник, и мой член жаждал занять место моего языка.
— Святой, — задыхалась она, — я сейчас кончу.
Мои пальцы впились в ее бедро, и мне пришлось бороться с желанием еще немного помучить ее тело. Садист во мне хотел играть с ней, лишать ее удовольствия, которого она так отчаянно желала, пока ее тело не превратится для меня в сплошное месиво. Но я поклялся не быть эгоистичным ублюдком, которым я был, не сегодня, поэтому я дал ей то, что ей было нужно, чтобы окончательно переступить через край. Я сосал ее клитор и работал с ее киской, пока она трахала мое чертово лицо с такой яростью, какой я никогда раньше от нее не видел. Ее тело содрогалось, когда ее кульминация хлынула на мой язык, и вкус ее оргазма взорвался у меня во рту.
Я пронес ее через все это, убедившись, что выжал из ее тела все до последней капли удовольствия.