Грехи в наследство

— Естественно. — Я пожала плечами. — С такой громкой фамилией она бы не в Вуславле обитала, а в лагерях сидела. Лили уцелела потому, что жила по фальшивым документам. Это точно, об этом мне Гаршина сказала. Каким образом вашей матери удалось документы раздобыть, Ирина Ильинична не знала, но уверяла, что у Лили действительно было другое имя. И что-то мне подсказывает, что для вас, Степан Степанович, мое сообщение новостью не стало. Вы и сами это подозревали, просто трактовали сей факт неправильно. Вы заблуждались в отношении своего происхождения, и я даже могу объяснить почему. Все из-за той папки, что вы нашли среди вещей матери. Поскольку она ее так долго и бережно хранила, вы решили, что содержимое имеет к ней непосредственное отношение. Наверняка задались вопросом, кем же приходился ей Захар Сидельников, и, прикинув года, пришли к выводу, что отцом. Почитав документы, сообразили, что ей иметь папашу с таким прошлым по тем временам было крайне опасно, и потому не удивились, что ваша мать исхитрилась сменить его фамилию на другую. Вместе с папкой вы нашли часы, кольцо и запонки. Рассудив, что простолюдину Сидельникову они принадлежать никак не могли, вы решили, что эти вещи попали к нему случайно.

— Я подумал, что он кого-то ограбил.

— Можно сказать и так. После революции Сидельников служил в ЧК, и это дало ему возможность расправиться со своим давним врагом, графом Денисовым-Долиным. С его трупа он и снял эти безделушки. Скорей всего, сделал это даже не из жадности, а на память взял.

— Если вы… правы, и мать не является дочерью Захара, как все эти вещи оказались у нее?

— Их вдове Андрея Константиновича отдала дочь Сидельникова, Ксения. В письмах Лили, которые оставила мне Гаршина, есть упоминание об этом. Она же отдала Варваре Федоровне и папку отца. Поскольку после расправы с врагом ненависть Сидельникова не утихла и переключилась на его семью, Ксения надеялась, что папка станет для Лили и ее матери гарантией безопасности. Ксения была доброй, совестливой девушкой, и это не мое мнение. Так пишет о ней Варвара Федоровна, сама ненавидевшая Сидельникова.

— Все ваши выкладки очень зыбки. Все могло быть и так, как вы говорите, а могло и совсем иначе, — пробормотал Можейко. Его, судя по хмурому виду, мое сообщение не обрадовало.

— Я права. Все было так, как я говорю. В письмах Варвары Федоровны есть точное указание места, где она жила после бегства из Марьинки. Это самая окраина города, рядом с кладбищем. Вы ведь тоже там жили, верно?

Ответом мне было тяжелое молчание.

— Вы все неправильно поняли, Степан Степанович. И эти вещи, — я кивнула на лежащие на столе безделушки, — на самом деле были самым ценным, что вообще имелось в вашей жизни. Это были ваши семейные реликвии, а вы их продали. И еще... Зря вы убили Гаршину с Зинаидой. Ни та, ни другая опасности для вас не представляли. Хранящаяся у Зинаиды папка отношения к вам не имела, а ваша родственница Гаршина, если бы вы с ней поговорили, наверняка отдала бы письма Варвары Федоровны вам. И все стало бы на свои места.

— Но как же так? — послышался возмущенный голос Аллы Викторовны. — Вы только что довели нас до шока, обвинив Макса во всех этих преступлениях, а теперь говорите совсем другое!

— Мама, оставь Анну. Она тут ни при чем. Ей нужно было «раскрутить» Степана, — вмешался Макс.

— Но ты же... Ты же только что признался во всех этих преступлениях!

Сын посмотрел на нее с удивлением:

— Ты так ничего и не поняла? Я же ради тебя это сделал!

Брови Аллы Викторовны взметнулись вверх.

— Ради меня?! Сознался во всех этих немыслимых грехах ради Меня?

Макс на секунду смутился:

— Ну... Я ведь думал, это ты убила... Хотел спасти... Не мог же я допустить, чтобы ты в тюрьму пошла!

— Но ты же просил прощения! Я думала, эти убийства...

— Убийства здесь ни при чем! Прощения я просил у тебя совсем за иное, — начиная закипать, процедил Макс.

— Иное? — переспросила Алла Викторовна, искренне не понимая, что же хочет сказать ей сын.

— Ну да! — воскликнул Макс, теряя остатки выдержки. — За то, что вел себя так! За то, что вредничал! Постоянно дразнил тебя! За то, что ты меня так безумно раздражала! И, главное, за то, что не удержался, воспользовался моментом и высказал все вслух!

Из всего сказанного Максом Алла Викторовна услышала только последнюю фразу и сразу же к ней прицепилась:

— Да! Как ты мог? Наговорить матери столько гадостей! Это было ужасно!

— Не сердись. Наверное, мне не следовало этого делать, но я не сдержался. Мне обязательно нужно было высказать тебе все, что кипело в душе, а другого случая могло и не представиться. Ведь ты, мама, не любишь слушать о себе неприятные вещи, — пробормотал сын, и вид у него при этом был крайне несчастный.

— Ну, знаешь! — вспылила Алла Викторовна.

— Это переходит все границы! — тут же поддержал ее супруг.

— Ловко вы все повернули, — хмыкнул Можейко, поворачиваясь спиной к недавним друзьям. — Недооценил я вас.