– Не сомневаюсь, что в ваши намерения не входило оскорбить меня, – спокойно отозвался врач. – Однако я – уроженец Стерлинга, а медицину изучал в Абердине и Эдинбурге. Некоторое время я жил в Англии, а также за границей. Вас смутил мой акцент, унаследованный от матери.
– Прошу прощения, сэр, – мрачно проговорил адвокат. – Это был поспешный вывод, исходя из вашей внешности и произношения. – Он не стал говорить, сколь неумна была с его стороны подобная предвзятость. В этом не было нужды. Главное, что присяжные запомнили: перед ними их соотечественник.
С галереи донесся одобрительный гул. Судья предостерегающе нахмурился. Рэтбоун невольно улыбнулся.
– Продолжайте, мистер Аргайл, – нарочито-скучающим тоном произнес судья. – Суду безразлично, где родился и где учился милейший доктор. Не будете же вы уверять нас, будто там он и познакомился с мисс Лэттерли? Вот и прекрасно! Давайте продолжим.
Джеймса эта тирада ничуть не смутила. Улыбнувшись судье, он вновь обернулся к Монкриффу:
– Пока вы были в Крыму, доктор, вам приходилось встречаться с мисс Лэттерли?
– Да, сэр, неоднократно, – отозвался свидетель.
– Вследствие того, что у вас общая профессия?
Насупив брови так, что лицо его стало казаться еще более длинным и худым, судья подался вперед:
– Сэр, суд настаивает, чтобы вы соблюдали порядок! Вы вводите присяжных в заблуждение. Вам прекрасно известно, что у доктора Монкриффа и мисс Лэттерли нет общей профессии. Если же вы этого не знаете, позвольте вам сообщить. Доктор Монкрифф – медик, посвятивший себя искусству врачевания, тогда как мисс Лэттерли – сиделка, в чьи обязанности входит помогать врачу в уходе за больными: накладывать повязки, поправлять постели, подавать и уносить еду. Она не ставит диагнозов, не прописывает лекарств и не проводит операций – даже самых пустячных. Она делает то, что ей поручают, и не более того. Я изъясняюсь достаточно ясно? – Он обернулся к присяжным. – Господа?..
По меньшей мере половина присяжных одобрительно закивала.
– Доктор, – вежливо обратился Аргайл к Алану. – Мне не хотелось бы затруднять вас юридической стороной вопроса. Давайте ограничимся вашим искусством – медициной – и вашими встречами с мисс Лэттерли.
В зале захихикали, а на галерее раздался громкий мужской хохот. Лицо судьи стало пунцовым, но власть над публикой была им уже утеряна. Он искал слова, чтобы призвать зрителей к порядку, и не находил их.
– Разумеется, сэр, – поспешно отозвался Монкрифф. – В юриспруденции я ничего не понимаю – не больше любого обывателя.
– Вам приходилось работать с мисс Лэттерли?
– Многократно.
– Каково ваше мнение о ее профессиональных качествах?
Тут поднялся Гильфетер:
– Милорд, у нас нет сомнений в профессиональных качествах мисс Лэттерли. Обвинение не утверждает, что она допустила какую-то ошибку. Мы совершенно убеждены, что все ее действия были предельно точны, соответствовали ее намерениям и совершались с полным пониманием возможных последствий – по крайней мере, с медицинской точки зрения.
– Мистер Аргайл, придерживайтесь существа дела, – потребовал судья. – Суд желает услышать мнение доктора Монкриффа о личности подсудимой. Важно это для дела или нет, но она имеет право на то, чтобы оно было оглашено.
– Милорд, я полагаю, что добросовестное отношение к своим обязанностям и способность заботиться о других, рискуя собственной безопасностью, более того – жизнью, небезынтересны для понимания личности человека, – с улыбкой отозвался адвокат.
Над залом повисла напряженная тишина. Зрители на галерее замерли. Оливер, сам того не желая, бросил взгляд на Эстер. Бледная как полотно, она не отрывала от Аргайла глаз, в которых засветилась слабая надежда.
Рэтбоуна охватило такое отчаяние, что у него на мгновение перехватило дыхание, словно кто-то нанес ему удар в грудь. Наверное, причина этого была еще и в том, что дело вел не он сам, а Аргайл. Слишком больших усилий стоило ему держать себя в руках.
Взоры всех пятнадцати присяжных выжидающе обратились на судью. На этот раз их симпатии были явно на стороне защиты.
Судья в гневе стиснул зубы, но, зная закон, вынужден был уступить.
– Продолжайте, – отрывисто бросил он.
– Благодарю, милорд, – поклонился Джеймс и вновь обернулся к медику. – Доктор Монкрифф, я еще раз спрашиваю, каково ваше мнение о профессиональных качествах мисс Лэттерли, проявившихся в обстоятельствах, которые вам знакомы и о которых вы вправе судить?
– Они великолепны, сэр, – без колебаний ответил свидетель. – Мисс Лэттерли проявила поразительную смелость на войне, в окружении врагов, спасая раненых с риском для собственной жизни. Она трудилась по много часов, зачастую весь день и половину ночи, не обращая внимания на усталость, голод и холод. – По красивому лицу Монкриффа скользнула легкая улыбка. – И она исключительно активна. Порой я жалел, что женщин не принято обучать профессии врача. Многие сестры милосердия, если рядом не было хирурга, успешно делали операции по удалению ружейных пуль или осколков гранат и даже ампутировали конечности, серьезно поврежденные в бою. Мисс Лэттерли – в их числе.