Грехи волка

– Я не испытываю такой потребности, сэр. Ни я, ни кто другой все равно не в состоянии передать свои переживания того времени. Для этого непригодны затасканные слова, предназначенные для слуха людей, ничего подобного не переживших. – Подавшись вперед, он впился руками в барьер кафедры. – И все же я не брошу камень в тех женщин, которые оставались дома, посвятив себя хозяйству и детям. У каждого из нас своя судьба и свое предназначение. Сравнивать их – занятие бесполезное. Наверное, женщины, отдавшие предпочтение домашнему очагу, точно так же не понимают тех, кто отправился в Крым, как покинувшие родной дом не представляют и не могут представить страданий остававшихся на родине.

– Прекрасно, сэр. Такое благородство делает вам честь, – процедил Гильфетер сквозь зубы и уже без улыбки. – И тем не менее особая близость между пережившими все это существует? Совместные воспоминания о том, что до сих пор переполняет ваши души, приносят облегчение?

– Без сомнения.

– Скажите, сэр, мисс Лэттерли всегда столь же невнимательна к своей внешности, как сегодня? Она молода и не лишена привлекательности. То, что ей пришлось пережить, вероятно, явилось для нее тяжким испытанием. Ее держали в заключении сперва в лондонской Ньюгейтской тюрьме, а теперь здесь, в Эдинбурге. Она находится под судом, от решения которого зависит ее жизнь. По ее сегодняшнему виду мы не можем верно судить, насколько она хороша собой.

– Это справедливо, сэр, – осторожно подтвердил врач.

– Вам она нравилась, доктор?

– На войне не успеваешь подружиться, мистер Гильфетер. Ваш вопрос великолепно иллюстрирует ваше собственное утверждение, что те, кто там не был, не могут и представить той жизни. Я восхищался мисс Лэттерли и, как уже говорил, считал ее великолепным помощником в работе.

– Послушайте, сэр! – Голос обвинителя вдруг стал резким и скрипучим, а в его тоне зазвучала суровость. – Не пытайтесь со мной лукавить! Вы надеетесь, что мы поверим, будто бы в течение всех двух лет войны вы днем и ночью настолько отдавались своей работе, что в вас никогда не просыпался обыкновенный мужчина? – Он с улыбкой развел руками. – Даже в минуты затишья между боями, когда летнее солнце ласкает землю и есть время для пикника? О, кое-что о происходившем там нам все же известно! Не забывайте, там были военные корреспонденты и даже фотографы! Вы хотите, чтобы мы поверили, сэр, будто за все это время вы ни разу не увидели в мисс Лэттерли молодую, достаточно привлекательную женщину?

Монкрифф улыбнулся:

– Нет, сэр, я вас об этом не прошу. Я как-то об этом не задумывался, но раз уж вы коснулись этой темы, должен сказать, что она немного похожа на мою жену – женщину, почти столь же храбрую и искреннюю.

– Но которая не была медицинской сестрой в Крыму, сэр, и не могла ответить на ваши порывы.

По-прежнему улыбаясь, свидетель возразил:

– Вы ошибаетесь, сэр. Она как раз была в Крыму и могла понять мои чувства лучше, чем кто-либо другой.

Гильфетер понял, что проиграл:

– Благодарю вас, доктор. У меня больше нет вопросов. Если мой просвещенный друг не желает ничего добавить, вы свободны.

– Нет, спасибо, – великодушно отказался Аргайл. – Благодарю вас, доктор Монкрифф.

Суд удалился на перерыв, а корреспонденты газет, отталкивая друг друга и от возбуждения сбивая людей с ног, бросились отправлять посыльных с сообщениями о последних новостях. Судья покинул зал в отвратительном состоянии духа.

Рэтбоуну хотелось поделиться с Джеймсом массой соображений, но кончилось все тем, что он не высказал ему ни одного: при ближайшем рассмотрении все они оказывались столь очевидными, что не заслуживали обсуждения, а только выдавали его собственную неуверенность.

Он не чувствовал голода и, обедая в гостинице, поглощал пищу совершенно машинально. В какой-то момент, опустив глаза к тарелке, английский адвокат обнаружил, что она пуста.

Наконец он не выдержал и заговорил:

– После перерыва – очередь мисс Найтингейл.

Аргайл, сидевший рядом с ним с вилкой в руке, поднял голову:

– Да. Потрясающая женщина, насколько я успел заметить. Правда, мои впечатления очень мимолетны – сегодня утром мы обменялись всего несколькими словами. Признаюсь, я не вполне представляю, надо ли направлять ее показания или достаточно лишь задать им нужный тон, а затем предоставить ей полную свободу громить Гильфетера, если тот будет столь опрометчив, что попробует напасть на нее.

– Вы должны сделать так, чтобы она своими показаниями вынудила его напасть, – убежденно заявил Рэтбоун, откладывая нож и вилку. – Гильфетер слишком опытен и не будет ее трогать, пока вы его не заставите. Он постарается не держать ее на кафедре ни одной лишней секунды, если только вы не наведете ее на какое-нибудь высказывание, которое он не сможет не оспорить.