Грехопадение

Творение мира и человека — один простой акт Бога, я называю его естественно-сверхъестественным, потому что, во-первых, это сверхъестественный акт, ни один человек, ни одна тварь не может сотворить мир из ничто, во-вторых, это естественно-сверхъестественный акт, потому что для Бога сверхъестественное естественно. Я ввожу этот термин, потому что теологи приписывают акту творения еще второй момент — благодать, то есть сверхъестественное, которой (благодатью) Бог наделил Адама, а потом убрал ее от него, отчего он и пал. Но введение лишних сил в научное объяснение нецелесообразно. То же и в теологии. Я не понимаю, зачем надо вводить в творение мира благодать: до грехопадения не было различия царства природы и царства Благодати, все было естественно-сверхъестественным. Вводить же благодать только для того, чтобы объяснить грехопадение, все равно ничего не объясняет, переносит непонятное в другую инстанцию и только усложняет, вызывая новые вопросы: почему Бог вдруг убрал от Адама Свою благодать?

Но с падением Адама та же естественно-сверхъестественная сила Бога как бы разделилась, вернее для нас разделилась: так как Адам вышел из естественно-сверхъестественного состояния, то сам Адам разделился: естественное, что он может или как будто бы может сделать своими силами, и то, чего он сам, своими силами уже не может сделать и для чего требуется помощь и сила Бога, которая для Адама, то есть для всякого человека, изгнанного из Рая — естественно-сверхъестественного состояния, будет уже чисто сверхъестественной силой, то есть благодатью.

Возвращаюсь к наготе. Нагота — это отсутствие благодати, которое стало возможным только после грехопадения. Не лишение благодати вызывает грехопадение, наоборот, грехопадение вызывает и — есть потеря благодати, то есть разделение из-за греха естественно-сверхъестественного на естественное и сверхъестественное и потеря последнего. Это и есть нагота — грех и противодействие или восстание против Бога. Это действительно нагота — опустошенность человека, порвавшего с Богом. И снова повторяю: в каждом греховном акте вина за грех полностью на мне. Но то, что я грешу, что я не могу не грешить, — это другое, хотя проявляется всегда в конкретном грехе; это есть causa finalis, и, хотя в этом я не виноват, вина все равно на мне. Практически causa finalis греха не отличается от конкретного греха, то есть от греховного поступка, греховной мысли, это как бы цель греха. Но ее нельзя смешивать с самосознанием греха в самооправдывании, здесь не только вина на мне, но я и действительно виноват.

С грехопадения начинается история рода человеческого. И здесь вследствие внутреннего разделения Адама, моего внутреннего разделения, разделения естественного и сверхъестественного, во-первых, и единая история рода человеческого разделяется на светскую и священную историю. На самом деле это одна и та же история. И во-вторых, моя жизнь отделяется от жизни других людей и моя история от истории рода человеческого. Но цель и той и другой истории одна: открыть глаза, чтобы увидеть, что мне хорошо, что все весьма хорошо. Но первое, что я увидел, когда у меня открылись глаза, — это свою наготу: я увидел, что мне плохо, весьма плохо.

_______

1. Все, что сотворил и творит Бог, хорошо, весьма хорошо. Бог сотворил меня по Своему образу и как Свое подобие, поэтому и я хорош и мне хорошо, весьма хорошо. Но я этого не знаю.

2. Чтобы у меня открылись глаза и я увидел бы, что мне хорошо, то есть узнал бы это, я должен вкусить от древа познания.

3. Но я сотворен, то есть фактичен и ограничен. Познание прорывает мои фактические границы, это боль бытия. Значит, это страшно, и я боюсь этого.

4. Если бы Бог сказал мне прямо, что эта боль относительная и временная, но, пройдя через нее, я получу вечное блаженство — знание того, что мне хорошо, то у меня появился бы расчет, корыстное отношение к вечному блаженству: мое отношение к нему и мое поведение были бы детерминированы. Но детерминизм определяет именно фактическое, ограниченное; абсолютное не детерминировано. Поэтому при корыстном, то есть детерминированном, отношении к вечному блаженству я не смог бы прорвать свою ограниченность.

5. Поэтому Бог и не говорит мне прямо, чтобы я вкусил от древа познания, но косвенно, с одной стороны, запрещая есть от древа познания, с другой стороны, заманивает меня, допуская войти в мир соблазну через змея. Соблазн — непрямая речь Бога.

6. С соблазном в мир входит грех и зло. Ни за зло, ни за грех, входящий в мир через меня, никто не виноват: ни Бог, ни змей, ни я. Этот грех называют первородным грехом.

7. И в то же время вина за первородный грех, за который я не виноват, лежит только на мне. Бог возложил вину за этот грех, в котором я не виноват, на меня. Теперь я виноват за этот грех, я виноват без вины или, вернее, несу вину, хотя и не виноват. — Так объясняется гнев Божий: Бог возложил на меня вину за грех, за который я не виноват, и тогда гневается на меня, так как теперь вина на мне.