Греховная связь

Тьма, тьма, полная тьма… маленькие ладони вновь гладили его грудь, большие и указательные пальцы нежно сжимали его соски, посылая одну чувственную волну за другой, отчего сотрясалось все его тело. Он чувствовал, как растет волна наслаждения, выходя за пределы возможного управления. Вытянув руки, он нашел ее груди в восторге извечного узнавания и в то же время потрясающей новизны — маленькие округлые соски, изящные и крепкие, как весенние бутоны, они были лишены привычной тяжести и полноты. В изумлении он исследовал шелковистую кожу, мягкий венчик, душистый, маленький бутон соска, распускающийся под его пальцами. Она вновь издала низкий горловой клекот, звук этот не был ему известен.

Темно… так темно… если б он мог увидеть…

Скачка набирала дикую скорость, он уже не мог сдерживаться. Крепко обхватив ее, он полуподнялся на постели и перевернул ее на спину, несмотря на сопротивление. С неистовой жадностью он проник в нее и, смеясь, крича и задыхаясь, взорвался ликующим извержением. И в этот миг взошло солнце, и комната начала светлеть. Взглянув вниз, он увидел тонкое, золотисто-коричневое тело и спутанную массу белокурых волос. Дрожа, он отвел их в сторону: глаза его смотрели не на Клер, а на незнакомку.

Внезапно Роберт проснулся: весь в холодном поту. Ему стоило немалых усилий не закричать. Что это было? Сексуальные фантазии, близость с незнакомкой, прекрасной незнакомкой! Он попытался успокоиться, остановить бешеное биение сердца и нервную дрожь.

Одно по крайней мере ясно: наступил рассвет. Один за другим длинные янтарные персты света проникали в спальню, пока наконец вся комната не озарилась золотом. Роберт попытался сориентироваться. Подле него высился холм — это, несомненно, Клер, темные локоны разметались по простыне, тело свернулось калачиком, словно пушистый зверек в норке, Как это могло случиться, что он изменил ей, пусть и в кошмаре?

И все же… и все же… Разве это был кошмар? Он не мог припомнить в сне ничего ужасающего, пугающего или хотя бы враждебного. Не было и того безошибочного признака, отличающего кошмары, — он знал, знал еще до того, как задал себе этот вопрос, что на протяжении всего сна ни разу не хотел проснуться…

Передернувшись, он попытался взять себя в руки. Какой сегодня день? Вторник? Вторник всегда ознаменовывал начало „серьезной работы“ после полуотдыха, который он позволял себе в понедельник. После того первого — и, увы! последнего — потрясающего дня на пляже с Полем, Джоан и Клер Роберт сознательно пытался следовать уроку, который извлек тогда, а именно: никогда впредь не погружаться в работу, забыв о законных требованиях организма. Спортивные развлечения необходимы для здоровья. Он взял в привычку при любой возможности совершать долгие одинокие прогулки каждый понедельник, когда ему удавалось малость сэкономить время.

Но второй день недели он встречал во всеоружии, готовый к новым подвигам, и в немалой степени благодаря краткой передышке. Эту неделю он рассчитывал посвятить составлению планов и организационным вопросам в связи с брайтстоунским Столетием. В городе уже начинали поговаривать о юбилее. Однако на самом деле ничего еще не было сделано, и Роберт знал, что ему придется с головой уйти в подготовку праздника, чтобы освободиться от неясного, но все сильнее дающего о себе знать чувства вины, которое теперь охватывало его при одном упоминании о близящемся событии.

Он сообщил о своих намерениях Клер, и она с готовностью согласилась к утру подготовить ему материалы. Клер! Сердце его вновь сжалось от боли, которую он испытал до этого — как мог он предать ее, пусть мысленно?

Как, как, как? — безжалостно вопрошал он свою совесть. Как и почему? Разумеется, это был только сон. Но он-то знал, что сны это вестники наших подавленных желаний. Ему приснилась девушка? Какая девушка? Он не знает никаких девушек!

Кроме одной. Могла ли это быть девушка из кафе, Алли Калдер? Да нет, конечно, нет! Он так о ней не думал — в этом плане. Его ум пытался ускользнуть, уклониться от ответа. Юная девушка, такая юная — да к тому же одна из его прихожанок, даже если бы он не был женат, — и священник…

Он слишком много о ней думал, вот в чем дело. Перегруженный работой, перенапрягшийся, да еще смерть Джорджа и дела на шахте — вот он и позволил ей угнездиться в его сознании. Ясно, больше этого не будет! Сон — это предостережение, безусловно, предостережение, что в его сознании, пока что в сознании, не все обстоит благополучно. Он не вправе позволять этой девушке занимать непропорционально большое место в его мыслях, его жизни, его суждениях, ставя под угрозу его самообладание, его достоинство и даже приличие, наконец. Он больше ее не увидит — не будет ее искать — он будет избегать любой встречи с нею. Само собой разумеется, ее тут винить не за что. Да он и не считал, что сам совершил что-то дурное. Но ответственный человек — а человек, служащий Богу тем более — обязан заботиться о ближних и о себе. Надо быть осторожным — очень осторожным.