Греховная связь

Он молча протянул ей ожерелье. Она также молча взяла; на ее лице отразились противоречивые чувства, гнев она загнала куда-то вглубь, и только широко раскрытые глаза выдавали затаенную боль. Хозяин балаганчика переключил свое внимание на новых искателей счастья, и на мгновение они остались одни. Он пытался заговорить. Но она опередила его, нервно крутя в руке низку голубых бус.

— Ты думаешь, что можешь купить меня, не так ли?

— Да нет!

— Недорого за неделю развлечений, да еще ни до свиданья, ни спасибо в конце!

Гневные слова растравляли его душу.

— Алли, выслушай меня, пожалуйста, выслушай! Я… я был уверен, что они вернутся только через неделю, не раньше.

— Ну, да — а что потом?

Выражение ее лица достойно было резца скульптора. Ему нечего было сказать. Но он все же сделал попытку.

— Алли, я люблю тебя. Я никого в жизни так не любил, как тебя.

Слова его были обращены к ее спине: Алли уходила прочь.

15

Брайтстоунский Городской зал, низкое кирпичное здание в центре города, сияло как маяк в ночи. Обычно унылый фасад сейчас светился тысячами лампочек, а огромное полотнище, протянутое через всю улицу, радушно зазывало: „Столетие Брайтстоуна — Торжественный бал — Добро пожаловать!“ Высоко в холодном предзимнем, исхлестанном ветрами небе висела луна и изливала на землю бледный свет. Роберт не мог представить себе, как он проживет ближайшие часы, не говоря уже об оставшейся жизни, без ее любви, без ее прикосновений, без близости ее тела, без нее.

Двигаясь как автомат, он прокладывал путь среди бурлящей толпы к главному входу, следуя за Клер и Джоан. Зал был уже полон: никому не хотелось пропустить событие, о котором говорили как о величайшем в истории Брайтстоуна. Роберт надеялся, что бал немного развлечет его. Потому что больше всего на свете он боялся сейчас остаться наедине со своими мыслями.

— Клер! Мама спрашивала о тебе — она там у стены, с Джорди и его женой. Роберт, а ты что стоишь как истукан? И ты, Джоан!

Бодрое приветствие Поля выдавало его возбуждение, а немалые усилия, явно потраченные на приведение в порядок своей внешности, свидетельствовали о тех больших надеждах, которые он возлагал на праздник. Клер оглядела его с головы до пят и явно осталась довольна.

— Ты прямо как картинка, если сестре позволительно делать комплимент собственному брату!

— Что ж, придется сжалиться и пригласить тебя на один тур, раз уж этот твой умник-муженек с головой погряз в своих приходских обязанностях, — снисходительно изрек Поль. Он надеялся увидеть Алли — ни одна человеческая душа на добрые сотни миль вокруг не пропустила бы этот бал из балов — так что он мог позволить себе такую щедрость. — И тебя тоже, Джоан!

— Благодарю! — Еще одно из бесчисленных проявлений пренебрежения со стороны Поля Эверарда пронзило сердце Джоан. Этот щегольский наряд, беспокойное ожидание, горящие как у зверя глаза — все это не ей предназначено, и она это понимала. Но кому? Не девчонке же Калдера?

В зале уже вовсю гремел небольшой, но профессиональный оркестр. Когда они влились в жужжащую толпу, ведущий объявлял следующий танец.

— Дамы и господа, вальс — вечно неувядающий вальс.

Я люблю тебя
Всегда,
И любовь моя крепка
Всегда…

— О, Роберт!

Клер смотрела на него сияющими глазами.

— Роберт, где ты? У тебя такой взгляд, будто ты далеко-далеко! О, я так люблю эту песню. Роберт, ну давай! Давай потанцуем!

— Ну конечно.

Совершенно автоматически он взял ее за руку, и они двинулись в центр зала. Его ноздрей коснулся запах ее духов. Знакомый шаг, знакомое чувство близости ее тела пробудили воспоминания о тех днях, когда они танцевали, держали друг друга в объятьях, любили друг друга. Маленькая, упитанная, она немного похудела после смерти отца, но все же была достаточно округла; ему показалось, что она стала раза в два тяжелее. В болезненных грезах он предавался воспоминаниям о другом теле, гибком, стремительном в своей золотисто-коричневой стройности, длинном, о головке, столь великолепно укладывающейся в пространство под его подбородком, а не пребывающей где-то далеко внизу, личико, подставляемое ему, стоило только пожелать поцелуя…

А тело, ее тело…

Боже, мой Боже, грудки, бедра, совершенная спина, само совершенство в своей наготе от макушки до пят… Бог сотворил сию дщерь Евы, вылепил эту форму для наслаждения и восхищения — какой тут может быть грех? Разве может быть дурно то, что так совершенно?

Его охватило полное отчаяние. Он не мог думать, не мог молиться. Только кружил и кружил по скользкому паркету.

Не на час
И не на день,
Милый, верь —
Навсегда.

А в другом конце зала танцевал Поль, держа в своих объятиях Джоан. Значит, подумал Роберт, та, с кем Поль собирался танцевать, еще не появилась. Роберт вяло отметил цинизм этой мысли: он совсем отупел и не реагировал на чувства.

В дальнем углу зала у бара компания возбужденных молодых людей отплясывала, гоготала и резвилась от души.

— Эй, Пит!

— Отвали!

— Что там за милашка, смотри!