Греховная связь

Через двадцать лет, Клер? Ее стойкость потрясала Роберта. Однако эта неугасимая надежда вопреки всякому здравому смыслу вступала в резкое противоречие с его чувством реализма. Если бы не его неизменная симпатия и понимание, у них был бы давно уже серьезный конфликт из-за Поля и его шансов. Но он слишком любил ее, чтобы спорить.

— Как знать? — мрачно согласился он.

— Но должно же быть что-то, что они упустили из вида, — продолжала настаивать Клер. Она уже не раз повторяла это. — Какое-то пропущенное связующее звено. Что-то такое, чего мы не знаем.

Ему все же придется охладить ее пыл.

— Клер, дорогая… ну, что еще, ты думаешь, можно сделать? Когда это кончится? В конце концов адвокаты, прошения, апелляции…

Ее миловидное лицо исказилось от гнева. — Не помогли извлечь его оттуда? Все впустую, ты хочешь сказать?

Головная боль, время от времени мучившая Роберта после падения в шахту, начинала давать себя знать. Чуткая Клер увидела, как побледнело красивое живое лицо.

— О, не обращай на меня внимание, дорогой! — с наигранным оживлением скороговоркой выпалила она. — Как-нибудь. Ну как-нибудь сделаем это!

Он заставил себя улыбнуться.

— Эверарды никогда не отступают, так что ли?

Она горделиво вскинула голову и смело глянула на него.

— Во всяком случае тогда, когда мы правы! И когда есть за что бороться!

— Я знаю. И здесь ты права. Бедный Поль! — Внезапно ему стало тошно от одной мысли о долгой дороге в Сидней, о ждущих его общественных делах в резиденции… о, Боже…

Клер была как всегда тут как тут.

— Послушай, дорогой, похоже у тебя не то настроение, чтобы присутствовать на вечере.

— А у тебя?

Она просунула свою ладонь ему под руку, как бы подбадривая его.

— Когда приедем, все будет в порядке. Я поведу машину первую половину пути. А ты тем временем охарактеризуешь людей, с которыми мы должны встречаться сегодня вечером, своими знаменитыми мейтлендовскими краткими замечаниями, и я буду в курсе, кому нужно понравиться в „Алламби“!

Славный „Алламби“ знавал и лучшие дни. Тогда им владел богатый сиднейский купец, и особняк был гордостью знатного семейства. Но когда вторая мировая война призвала всех слуг, наследники богача были счастливы продать дом Городской опеке, специальной сиднейской городской организации по охране и поддержанию памятников старины. Тогда Церковь вступила в успешные переговоры с Опекой с тем, чтобы „Алламби“ передали ей, а она, со своей стороны, реставрировала бы его и использовала как дом для сиднейских престарелых и центр помощи всем старикам и пенсионерам.

„Алламби“ стал одним из его излюбленных мест с первого дня появления в Сиднее. Обитатели „Алламби“ первыми оказали Роберту теплый и бескорыстный прием, в отличие от так называемых образованных кругов с их большей сдержанностью по отношению к новым лицам, появляющимся на общественной сцене. И только в „Алламби“ он мог с уверенностью ожидать неизменно улыбающиеся лица, невинные сплетни и чувство беспечного отдыха, который для него в его плотном дневном графике становился все большей роскошью.

Сегодня был „День Рождения Алламби“, ежегодный праздник в честь того дня сорок лет назад, когда дом стал постоянным приютом для немногих счастливчиков и благотворительным центром, где всех остальных старше шестидесяти всегда ждала забота, еда и питье, беседы и общение. И никто не жаловался, что дом за эти годы несколько поистрепался и утратил былое великолепие. Домашняя атмосфера „Алламби“ с его старыми, потертыми креслами, обветшалыми коврами и низенькими удобными диванами делали дом куда более уютным и радушным, чем королевский дворец. Через гостиную, занимающую весь первый этаж, кто-то протянул полотнище, на котором от руки было написано: „Привет, „Алламби“ — счастливого Дня Рождения!“ Роберт с порога проникся духом веселья, царившим здесь.

Обитатели дома и обслуживающий персонал сгрудились у рояля. В центре внимания в этот день оказался ветхий старичок, исполнявший весь свой былой репертуар — песенки, бывшие в моде еще до второй мировой войны. „Кто виноват?“ — напевал он высоким чистым голоском, словно пчела жужжала в каминной трубе.

Кто виноват?
Чье сердце разбито,
Кто нарушил
Все клятвы…

Дружески улыбаясь, Роберт подошел к пианино и похлопал по плечу исполнителя.

— Привет, Артур! Голос у тебя хоть куда! В следующий раз будем смотреть тебя по телевизору!

— Роберт!

Джоан была уже здесь, с преогромным, на целую армию, чайником в руках, с неизменной улыбкой, предназначенной всем обитателям „Алламби“, которые ее знали, как, впрочем, и все сиднейцы.

— Рад вас видеть, мисс Мейтленд. А как насчет выпивки?

— Минутку, Тимбо. Мне надо пару слов сказать настоятелю.

Роберт бросил на нее быстрый взгляд.

— Не обязательно все время называть меня по сану, право! Я все тот же старина Роберт Мейтленд, если как следует приглядеться.