Ввожу палец в тугое колечко, чувствуя, как стеночки его обхватывают, и разминаю, медленно двигая. Ее настроение не меняется, даже когда я добавляю второй. Она поддается навстречу, сама насаживается. Кричит.
Идеальная.
Слышу ее сладкий хрип оргазма, вынимаю член, обильно увлажненный ее соками, и вхожу в уже подготовленное тугое кольцо мышц, растягивая под свой размер. Аккуратно, медленно, не торопясь. Я умею себя контролировать. Не хочу, чтобы ей было больно больше, чем положено. Она замирает, не шевелится, наклоняю голову, замечаю, как из-под повязки появляются первые влажные дорожки. Плачет. Снимаю повязку рывком. Мне нужен ее взгляд, эмоции. Она щурится от света, не сразу концентрируется на мне, а когда смотрит — выглядит похотливо, но при этом жалобно. Будто не ожидала, что я могу с ней так. А я, с несвойственной мне нежностью, которая в ее присутствии откуда-то из глубин души появляется, провожу по щеке и шепчу "расслабься". И она, будто и ждала только этих слов, как по щелчку, расслабляет мышцы. Я вхожу еще глубже. Замираю, давая ей привыкнуть, и, опустив руку на клитор, дразня его легкими поглаживаниями, начинаю двигаться.
Всхлипы меняются на стоны, когда она привыкает, а я медленно двигаюсь в ее тугой дырочке прежде, чем кончаю, наполняя своим семенем.
Девушка для тра*а, киска для моего члена, моя личная шлюха. Развратная при всей показной скромности. Тигрица. Всегда хочу ее. Тра*ать, сжимать до хруста в костях в своих объятьях, слизывать ее слезы и купаться в ее ярких эмоциях, как в лучах солнца. Она что-то меняет во мне. Это предсказуемо, я же много лет ее помнил. Быть может, это даже предначертано самой судьбой, ведь она преследует меня как во снах, так и наяву.
Стайл думает, что я ее предал, не сказав всей правды, не признаваясь, кто я на самом деле. До последнего она не знала, да и узнав, всего вершину айсберга — уже было поздно для нее. Ей не уйти. Она отравлена мной. Но я бы не променял те эмоции, предложи мне кто испытать еще раз, не сказал бы всего, ведь так увлекательно было с ней играть. Заставлять мучиться от тяги и в тоже время неизвестности.
Признаюсь, мне нравится находиться с ней целый день на работе, когда она пытается скрывать перед сотрудниками наши отношения, так отчаянно краснея, когда я провожаю ее красноречивым взглядом, который даже слепой мог бы разобрать по той натянутой цепи притяжения между нами. И хоть меня бы больше устроило ее нахождение в моем доме, а не в душном офисе, возможно, я бы даже посадил ее на поводок, и водил бы прогуливаться на четвереньках голой, чтобы была возможность ее взять, когда хочу и как хочу, — я дал слово.
Дэвис уже слышал свадебные колокола. Понял… с первого взгляда понял, что мы любовники. А я — звук шагов по битым стеклам, по которым она уже ходит. Просто потому, что мне так хочется, а, может, я не умею чувствовать по-другому.
Память о Мисси свежа, а Стайл так на нее похожа… Только моей Мисси уже нет, а Стайл… Нет, не подделка. Скорее издевательство надо мной, возврат в прошлое, мне бы уйти, разорвать эти отношения, изначально неправильные, невозможные между нами, но я не могу, и даже не буде пытаться избавиться от мыслей о ней. Все равно бесполезно.
Сестра, хоть и не родная — единственная, кто заставлял меня испытывать что-то. Она хотела показать иной путь, вывести к свету, но… После ее смерти больше ничего не имело значения. Только контроль, но на самом деле я выше контроля.
Никому не открыть двери в мою душу. Никому, кроме Стайл… она уже почти там, держит за ручку дверь, не решаясь ее провернуть, а мне с одной стороны хочется ее оттолкнуть, выбросить, забыть ее имя, как однажды она сделала со мной, а с другой… Кричать, шептать, уговаривать:
"Открой, открой, открой, сделай последний шаг, увидь меня настоящего"
Она гладит зверя против шерсти, а он ластится к ее нежной руке, как котенок. Скалится и мурлычет одновременно. Она пробивается сквозь стальную броню своей силой, даже когда я подавляю ее, она улыбается. Ей это нравится…
ГЛАВА 17
Это самая настоящая подстава, если не сказать хуже… Предательство.
И даже не знаю от кого, от того же Мрака, точнее, Маркуса, который все это время водил меня за нос, или же дяди. Загадочная улыбка, которого будто намекает о том, что он знает о наших отношениях.
Да только откуда бы ему? О чем он вообще думал? Продержись месяц… Легко сказать, а сделать?
Стоило Маркусу уйти, как я пыталась дяде все высказать. Что думаю о нем, обо всей этой затее, но дядя не умеет слушать или не хочет.
Очень удобно, правда? Ненужное откидывать, будто и не слышишь вовсе.
— Ничего не знаю, ты будешь работать на него, — пригвоздил меня к полу своим категоричным.
Все во мне противилось этому. Верещало, злилось, рыдало, срывая в клочья остатки разумности. Как я смогу? Как? Мы спим, точнее, тра*аемся. Я люблю его, хотя уже и не знаю, есть ли во мне эти пресловутые искренние чувства, потому что он пугает меня. Пугает то, кем он является.