Греховные клятвы

Его ровное, собранное дыхание, эти глаза, которые держат меня неподвижно, отказываясь отпускать… это только раздражает меня. Я кладу большой палец на спусковой крючок, и по тому, как он смотрит на меня, кажется, что он вообще не хочет, чтобы я нажимала на него.

Но как только мне показалось, что я увидела человечность в этих темных глазах, он оттолкнулся от меня, не дав мне и секунды подумать. Маршируя обратно к человеку на стуле, и не сводя глаз с моих, он направляет оружие на Смитти, и…

Стреляет.

Пуля пробивает его висок.

Одна секунда времени, и все кончено.

— Нет! — кричу я, бросаясь к Майклу.

Это могла быть я. Это должна была быть я.

— Почему?! Я взяла еду! Я! Я украла у тебя. Убей меня! — Мой голос становится пронзительным, дыхание затрудняется, когда я смотрю уже не на Майкла, а на человека, которого он только что убил. — Как ты мог это сделать? Он даже ничего у тебя не взял!

Я поворачиваюсь к нему, и в его взгляде отражается веселье, его глаза прищуриваются.

— Ты меня слышишь?

— Не волнуй свою хорошенькую головку. — Его слова мягкие, как будто он убаюкивает меня. Одна рука тянется к моему лицу, а я стою и дрожу, слезы льются ручьем.

Его окровавленная костяшка проводит по моей мокрой щеке, и мою кожу покалывает, она впервые живая, даже когда я боюсь его. Я согреваюсь от его прикосновения, словно он — пламя, согревающее самую глубину моей души. Но он не тепло — он огонь, и я сгораю в его пламени.

— Он действительно украл у меня, — небрежно объясняет он, как будто убить кого-то — это пустяк. — И это была не та еда, которую ты ела из моего холодильника. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Мои глаза увеличиваются.

— Ты это спланировал? Ты хотел, чтобы я подумала…

— Что я убиваю его за то, что ты сделала? — Его рука постепенно отпадает. — Конечно.

— Ты больной сукин сын…

Он откидывает голову в сторону, покачивая одним пальцем из стороны в сторону.

— Я бы был очень осторожен, прежде чем ты закончишь это предложение. Может, ты и красивая, но я бы не задумываясь сломал такую красотку, как ты.

— Пошел ты, сукин…

Не успеваю я договорить, как он снова на мне, его ладонь охватывает мое горло, словно ему очень нравится там находиться. Его рот опасно приближается к моему, его губы смыкаются, наше дыхание смешивается.

— Если ты когда-нибудь скажешь что-нибудь о моей матери, я найду твою и перережу ей чертово горло. Все ясно?

Я судорожно киваю, мое сердце грозит вырваться прямо из грудной клетки. Где бы я ни оказалась, это точно хуже, чем то место, откуда я пришла.

— Что тебе от меня нужно? — умоляю я.

Он не говорит ни слова, его выдох неровно ложится на мои губы.

— Убери все это. А потом оставь нас, — говорит он другому мужчине, опуская руку и отступая дальше.

Мне снова удается дышать, забыв, что я вообще едва это делаю.

Второй парень снимает Смитти со стула, бросает его на полиэтиленовый пакет, расстеленный на полу, и закатывает его в него, прежде чем бросить в мешок для трупов.

Это не первый раз, когда я вижу такой мешок. Множество девушек были брошены в них, чтобы больше никто их не увидел. Мои глаза остаются приклеенными к Майклу, наблюдая, как Смитти вытаскивают за дверь.

— Я пришлю кого-нибудь убрать комнату позже. Напиши мне, — говорит парень, прежде чем закрыть дверь.

И мы остаемся одни. Майкл продолжает высокомерно смотреть на меня, нервируя каждую часть меня, а я сосредоточилась на стене впереди, не желая встречаться с ним взглядом.

Я чувствую, как его горячий взгляд обжигает мою кожу, впиваясь в мою плоть. Я сглатываю, преодолевая нарастающее внутри беспокойство. Задыхаясь, бросаю взгляд обратно на него и тут же жалею об этом.

Почему он смотрит на меня так, словно я загадка, которую он пытается разгадать?

— Мне жаль, хорошо? — говорю я ему. — Мне жаль, что я ворвалась. Просто… просто отпусти меня.

Молча, с напряженными бровями, он проводит костяшками пальцев по моему лицу, заставляя мое горло сжаться, и в моем нутре завязывается узел.

Привязанность — эта потребность чувствовать связь с другим человеком. Это еще одна вещь, которой мне не хватает, и я ненавижу, что именно он дает мне ее. Мужчина, который отшвырнул бы меня, как будто я ничего не значу.

Я даже не помню, как это — любить парня. Прошло слишком много времени. Последним, кому я позволила поцеловать себя, был мальчик, с которым я встречалась в выпускном классе средней школы, тот, кто лишил меня девственности. Это был мой единственный настоящий сексуальный опыт. И от этой мысли мне становится только грустнее.

Я стараюсь не думать обо всем, что я упустила в своей жизни. Парни, разбитые сердца и обретение любви, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Покупка своего первого жилья, работа, дети… Я хочу их.

Лучше не думать о том, чего у меня никогда не будет. Я запихиваю эти мысли куда подальше, где мне больше не придется на них смотреть. Они только причиняют мне боль — напоминания о том, что могло бы быть.