Греховные клятвы

Бьянки убивают невинных — женщин, детей, им все равно. Мы не имеем к этому отношения. Мы не продаем людей. У нас есть черта, которую мы не переступаем, и вот где она.

— Что вы, ребята, готовите на ужин? — спрашивает Элси.

Я изо всех сил стараюсь избегать ее взгляда, зарываясь руками в шкаф, чтобы достать миску. Они как будто преследуют меня каждый раз, когда я их ловлю. Не знаю, потому ли, что мне ее жаль, или потому, что она меня привлекает — или и то, и другое. Я никогда в жизни не был так не уверен ни в чем.

Мне не следовало прикасаться к ней так, как я это делал раньше. Как будто мне не все равно. Но, черт возьми, мне не все равно. Мне не все равно, через что она прошла, я хочу знать все, чтобы как-то исправить ситуацию.

Такую женщину, как Элси, нужно боготворить. Тело, сердце, забота об обоих. А я причиняю ей боль. Когда ее не станет, она найдет мужчину, который заслуживает ее, который больше не причинит ей боли. Я никогда не стану им.

— Запеченные зити! — объявляет София, забирая у меня миску, пока я иду к холодильнику, и бросая взгляд на Элси, которая стоит в сторонке, перебирая пальцами подол своей черной майки.

Ненавижу, что она все еще носит эту чертову одежду. Ни одна из моих вещей даже не подошла бы ей. И я не могу попросить маму. Пока они не узнают о ней, а это произойдет в течение дня или двух.

Я уже позвонил знакомому в Saks Fifth Avenue, который подберет ей полный гардероб. Планируется, что все будет отправлено к завтрашнему утру. Надеюсь, они не пришлют нижнее белье, потому что если она его наденет…

Я тяжело вздыхаю, сжимая руку в кулак. Сдерживать себя я не могу.

Нехотя закрываю холодильник и иду к плите. Взяв в руки оливковое масло, я откупориваю его и выливаю немного на уже разогретую сковороду.

— Ты любишь запеченные зити? — спрашивает София, с волнением поглядывая на Элси, пока я подхожу к стойке, где они стоят вместе.

Я начинаю готовить соус, расстегиваю манжеты рубашки и подтягиваю рукава до локтей. Я чувствую, как она следит за моими движениями, пока я натираю свежие помидоры. Мама меня убьет, если я буду использовать консервированные.

— Давненько я их не ела, — замечает Элси.

И когда я оглядываюсь, то вижу, что она улыбается, но это чертовски грустная улыбка. Такая, которая разрывает душу, а эта женщина уже мастер делать это со мной.

Моя рука нажимает сильнее, чуть не порезав палец. Сердце заколотилось от одной только мысли о том, что Фаро и его люди сделали с ней. Что она, должно быть, упустила.

Как долго она принадлежала им? Сколько долбаных лет они с ней так поступали?

Я возвращаюсь к плите, нарезаю на разделочной доске чеснок, а затем бросаю его на шипящую сковороду вместе с луком-шалотом и молотым перцем.

— Папа — лучший повар на свете, — продолжает София. — Правда, папа?

Я заставляю себя улыбнуться, глядя через плечо на дочь, хотя все мои мысли заняты женщиной, на которой я планирую жениться. Хорошо, что она, вероятно, думает обо мне так, будто я ничем не лучше Бьянки. Так мне будет гораздо легче удержаться от того, чтобы не влюбиться в нее.

— Папа, а можно включить музыку? — спрашивает София. — Как всегда?

— Конечно, принцесса. Давай я достану свой телефон.

— Мы с папой всегда включаем музыку, когда делаем что-то вместе, — объясняет она. — Хочешь выбрать песню, Элси?

— А-а-а… — Она сглатывает, дергает бровями, прикусывает нижнюю губу, когда ее глаза переходят на мои. Кажется, что она вот-вот разрыдается.

Но почему?

— Как насчет того, чтобы оставить Элси в покое? Хорошо, принцесса?

— Нет. — Элси качает головой. — Я… я хочу. Выбрать песню, если можно. Я даже не знаю, слушают ли ее еще. Это… э-э… — Ее глаза наполняются слезами, которые наворачиваются на ресницы. — Давненько я ее не слышала.

По глупости я понимаю, что там, где она была, музыки не было вообще.

Я бросаю все и иду к ней, пока не оказываюсь прямо перед ней, хватаю ее руку в свою.

— Скажи мне название песни, и я найду ее для тебя.

Ее подбородок слегка дрожит, когда она смотрит мне в глаза, и я вижу, как сильно она пытается удержать себя от падения. Моя рука скользит к ее лицу, пальцем я убираю все эти прекрасные черные волосы с ее бровей. И я снова делаю это, прикасаюсь к ней, как будто она имеет значение. Ее рот приоткрывается, дыхание замирает в легких, когда она вдыхает.

— I Won't Give Up, — говорит она. — Джейсон Мраз.

Моя рука опускается в карман, и, не отрываясь от ее взгляда, я запускаю музыкальное приложение и произношу название песни. Когда я нажимаю кнопку «воспроизведение», мелодия замирает в воздухе, и ее мягкая улыбка становится еще шире.

— Спасибо.

Она вздыхает. И я почти хочу ее поцеловать. Слишком близко к тому, чтобы сделать это.

— Я бы пригласил тебя на танец… — Я провожу костяшками пальцев по нижней части ее челюсти. — Но я сейчас сожгу наш ужин… — Мои губы подрагивают. — И меньше всего мне хочется, чтобы моя будущая жена думала, что я плохо готовлю.