Греховные клятвы

— Не шуми там. Мне нужно трахнуть тебя как минимум дважды, прежде чем София проснется.

Часы в нашей комнате показывают семь, и, к счастью для нас, она еще крепко спит, когда мы спускаемся по лестнице.

— Всего два раза, муж? Неужели мы теряем выносливость в старости?

Он хихикает и сильно шлепает меня по заднице.

— Сейчас ты действительно получишь, детка.

— Доброе утро, вы двое, — говорит Перл из кухни, как раз когда мы входим, губы сжаты в знающей улыбке, когда он опускает меня на ноги.

— Доброе утро. — Он прочищает горло и говорит тоном босса, который так чертовски привлекателен.

Но я знаю его настоящего. Беззаботного Майкла. Того, кто смеется со мной так, будто никто не смотрит. Того, кто обнимает меня, когда мне снятся кошмары, пока я снова не засну. И мне нравится знать, что у меня есть то, чего нет ни у кого другого. Потому что этот человек — самый прекрасный из всех.

— Вы двое хотите позавтракать?

— Не сейчас. Я должен кое-что показать Элси. — Он берет меня за руку и сжимает, и мое сердце сжимается в ответ. — Если София проснется, держи ее на кухне.

— Конечно. — От знающего выражения на ее лице у меня горят щеки.

— Спасибо, — говорит он, вытаскивая меня из комнаты.

— Тебе обязательно было это говорить? — шепчу я, пока мы идем прочь. — Она подумает, что мы озабоченные животные или что-то в этом роде.

— Судя по тому, как ты выкрикивала мое имя прошлой ночью, я бы сказал, что один из нас им является.

— Заткнись! — шепчу я, шлепая его по груди и хихикая.

Мои щеки вспыхивают еще больше, когда он смотрит на меня с глубокой ухмылкой. Он тащит меня за руку в свой кабинет.

— Подожди здесь, — говорит он, подходит к своему столу и что-то берет.

— Это галстук? — Мои глаза увеличиваются. — И что мы с ним сделаем?

Он хихикает.

— Это единственное, что у меня есть, чтобы завязать тебе глаза.

Мой пульс бьется, тело становится твердым.

— Я… э…

Образы того, как мне завязывали глаза, когда везли в секс-клуб, внезапно нахлынули на меня до головокружения, до покалывания в руках и сдавливания горла. Я хватаюсь за грудь, учащенное дыхание вырывается из меня.

— Эй… детка… эй.

Я едва вижу его, едва слышу, мои чувства размыты и притуплены.

— Я здесь, — говорит он. — Все в порядке. Черт, прости меня. Я не подумал.

Его руки обхватывают меня, и он держит меня, защищая, несколько секунд. Минуты. Не знаю, как долго, но я наконец-то чувствую, что мой пульс замедляется.

— Ш-ш-ш. Я держу тебя, голубка. Прости меня. Черт, прости меня. — В его голосе слышится страдание.

Постепенно, благодаря его заверениям, выводившим меня из тени, я начинаю выбираться из кошмара, в который меня затянуло.

— Мне… мне жаль. — Мое тело вздрагивает от затяжных вдохов.

— Тебе не за что извиняться. — Он вытирает мне глаза большими пальцами, а я даже не заметила, что плачу.

— Они завязывали нам глаза, когда везли нас в это… это место. — Я сглатываю, чтобы не пересохло в горле.

Его челюсть сжимается, вена на шее пульсирует.

— Пожалуйста, прости меня. — Его брови напрягаются, а ладони приближаются, удерживая мое лицо.

— Все в порядке. Ты не знал.

— Я должен был. — Он выдыхает. — Нам не обязательно делать это прямо сейчас. Давай просто вернемся в постель, где я смогу тебя обнять.

— Нет. — Я качаю головой. — Покажи мне, что бы это ни было. Пожалуйста. Мне сейчас очень нужно отвлечься.

— Хорошо.

Но он не делает никаких попыток сдвинуться с места. Вместо этого он опускает свой рот к моему в медленном, неторопливом поцелуе, и его губы остаются там еще долго после того, как он останавливается. Его рука крепко сжимает мой затылок, дыхание тяжелое, как будто он изо всех сил пытается отпустить меня. Как будто он винит себя за все, через что я прошла. Но я понимаю, почему он не мог нам помочь. У него есть дочь, она — его мир, и так и должно быть.

Он отстраняется, подносит мою руку ко рту и целует ее в верхнюю часть. И с прерывистым вздохом он выводит меня из своего кабинета и ведет по длинному коридору, пока мы не останавливаемся перед белой дверью в комнату, в которой я еще не была.

— Я пытался сохранить это в тайне с тех пор, как мы вернулись, и вот, наконец, все готово.

Мое сердце учащенно бьется, на этот раз от волнения, пока я провожу взглядом между ним и дверью.

— Открой ее.

Предвкушение бурлит в моей груди, когда он отпускает мою руку и медленно открывает то, что скрывал.

— О, Боже…

Я закрываю рот ладонью, по телу разливается тепло, шок и благоговение борются за место в моем сердце.

— Ты… ты сделал это? — Мне трудно говорить. — Для меня?

— Значит ли это, что тебе нравится? — спрашивает он со смехом.

— О, Майкл… — Мой голос — это тихий выдох, слезы текут из каждого слова, не в силах сдержать масштабы того, что я чувствую. — Это…

Остаток слов застревает у меня в горле.

— Я… я не могу поверить, что ты сделал это для меня, — плачу я, бросаясь в его объятия.

— Я сказал тебе, что моя жена ни в чем не будет нуждаться, и я имел в виду каждое слово. — Он крепче прижимает меня к себе. — Я хочу дать тебе все, что ты упустила. Ты заслуживаешь место, которое будет принадлежать только тебе, где ты сможешь петь и читать от души.