Греховные уроки

Я осматриваю улицу снаружи.

— Не знаю. — Я качаю головой. — Просто меня не покидает ощущение, что за мной наблюдают.

— Наблюдают?

— Да, звучит безумно, правда?

— Ты имеешь в виду кого-то еще, кроме Сандро?

Она кивает в сторону нашего телохранителя, который сидит в другой кабинке и наблюдает за нами, как ястреб.

— Да, кроме Сандро. — Я качаю головой. — Я схожу с ума.

— Нет, то есть, в городе не совсем безопасно. — У нее подрагивает горло, когда она сглатывает. — Но Сандро позаботится о том, чтобы с нами ничего не случилось.

Я киваю в ответ, но не могу избавиться от холода, поселившегося у меня в костях. Еще раз осмотрев улицу вдоль и поперек, я убеждаюсь, что там никого нет.

— Может, у меня просто паранойя, — говорю, когда Винченцо и официант подходят с нашими пиццами и колой.

— Одна неаполитанская и одна пепперони, — объявляет он, ставя передо мной неаполитанскую. — Buon appetito.

— Grazie, Винченцо, — отвечаю я, зная, что ему нравится, когда мы говорим по-итальянски.

Он тепло улыбается и оставляет нас поглощать еду.

Я набрасываюсь на пиццу, но все еще не могу избавиться от ощущения, что за мной наблюдают. Это заставляет меня чувствовать, будто я схожу с ума, пока изо всех сил пытаюсь насладиться своим самым любимым блюдом в мире.

И не могу понять, почему в этот момент мои мысли устремляются к Гаврилу. Я задаюсь вопросом, что он делает прямо сейчас. Часть меня хочет, чтобы он был здесь, рядом со мной, потому что я чувствую себя в большей безопасности, когда с ним, каким бы безумием это ни было, учитывая то, что ему нравится делать со мной. Он должен быть последним человеком, который дарит мне ощущение безопасности.



Миа толкает меня локтем, когда я засыпаю во время просмотра нашего любимого фильма "Когда Гарри встретил Салли".

— Просыпайся.

Это была тяжелая первая неделя весенних каникул, — мы узнали, что у отца четвертая стадия рака, и я всё ждала и надеялась, что Гаврил нарушит свои дурацкие правила и напишет мне. Я вообще нормально не спала.

Все начиналось нормально, пока Массимо не сообщил новость вечером, когда мы вернулись из похода по магазинам.

— Прости, я устала.

Миа качает головой.

— Сейчас только девять часов. Что с тобой?

Я пожимаю плечами.

— Я не очень хорошо сплю после того, как узнала об отце.

Выражение лица Мии смягчается.

— Точно, извини. Я всегда сплю как убитая, что бы ни происходило в моей жизни.

Я фыркаю.

— Знаю, тебе очень повезло.

— Это все, что тебя беспокоит?

Я киваю в ответ, так как не собираюсь снова говорить с ней о Гавриле. Было достаточно неловко рассказывать ей об этом, но тот факт, что она влюбилась в Киллиана Каллахана, врага нашей семьи, придал мне смелости. Я сразу же пожалела об этом, так как она осудила меня за связь с таким мужчиной, как он. И я недооценила, насколько хорошо известны его вкусы в сексе.

Я всегда считала, что могу рассказать Мие все, что угодно, но то, как она посмотрела на меня, заставило меня почувствовать глубокий, бесконечный стыд, который я не могу выразить словами.

— Вы с Киллианом решили, что делать? — Спрашиваю, размышляя, как всё обернется.

Если у Мии все сложится хорошо, то, возможно, есть какая-то надежда для меня и Гаврила, хотя я знаю, что он не хочет никаких долгосрочных обязательств.

Это убого, что я сижу здесь, тоскуя по нему, а он может быть сейчас с другой женщиной.

От этой мысли у меня внутри образуется темная яма, которая, кажется, вот-вот проглотит меня изнутри.

— Не совсем. Все, что я знаю, — это то, что не хочу прекращать встречаться с ним.

Я киваю в ответ.

— Как ты думаешь, что сказал бы Массимо, если бы узнал?

— У него бы сорвало крышу, потому что мы находимся в состоянии войны с семьей Каллахан.

— Да, это будет тяжелый разговор, если ты решишь поднять его.

Миа поджимает губы.

— А что насчет тебя и Ниткина?

— Что насчет этого? — Спрашиваю я, жалея, что она вообще заговорила о нем.

— Не думаю, что он отнесется слишком благосклонно к такой паре.

Я качаю головой.

— Думаю, что ему это не понадобится. Может, я и влюблена в него, но он как глыба гребаного льда.

Она бросает на меня жалостливый взгляд.

— Он не чувствует того же?

— Я не знаю. Когда мы начали спать вместе, он ясно дал понять, что это секс и ничего больше.

— Мудак, — говорит Миа.

— Не его вина, что я согласилась, а потом влюбилась в него.

— Это полностью его вина. Ты — невинная восемнадцатилетняя девственница, и он воспользовался тобой.

Я выпрямляюсь.

— Это неправда. Я пошла на это, точно зная, что делаю.

Миа вздыхает.

— Ты уверена в этом?

— Уверена.

Я не собираюсь сидеть здесь и позволять ей думать, что я какая-то жертва во всем этом. Гаврил с самого начала дал понять, какими будут наши отношения. Он даже пытался отговорить меня от преследования, но я была неумолима.

Теперь я сама виновата, если он разобьет мне сердце.

Он предупредил меня, что он монстр, а у монстров нет сердца. Я не совсем уверена, что он знает, как испытывать чувства к другому человеку. Как будто он устроен по-другому.

— Я просто ненавижу видеть, как тебе причиняют боль.

Я прикусываю нижнюю губу.

— Со мной все будет в порядке.

Миа кивает.