Я помню страх, который испытывала, но к нему примешивалось что-то еще. Возможно, волнение. Желание выяснить, действительно ли наказания профессора Ниткина были такими ужасными, как описывали другие. По дороге в его кабинет я вся гудела от предвкушения, а потом посмотрела в его глаза, и страх во мне поутих. Они были настолько прекрасны, что я не могла испугаться.
Его голос с акцентом был мягким как масло, когда я вошла.
Его лоб был нахмурен, поскольку меня никогда раньше к нему не посылали. Я помню это, как будто это было вчера. Я сказала ему, что директор отправил меня для наказания, и увидела восторг в глазах. Темная часть его души загорелась от перспективы причинить боль. Это произвело странный эффект, который я не могла понять в том возрасте. Между бедер запульсировал жар, а желудок скрутило.
Как только он ударил меня кнутом по спине, стыд и смятение, которые я испытала от полученного удовольствия, чуть не сбили меня с ног. После того дня я позаботилась о том, чтобы меня никогда не отправили к нему обратно, потому что мне было чересчур неловко за то, как хорошо я себя чувствовала. Слишком молода и наивна, чтобы понять, почему мне было так приятно, и думаю, я все еще слишком неопытна, чтобы понять это по-настоящему.
Он смотрит на меня, и во взгляде мелькает узнавание. Как будто он распознает болезнь внутри меня. А затем он наклоняется чуть ближе и шепчет:
— Вы не пьете, мисс Морроне?
Это простой вопрос, но мой разум дает сбой, поскольку я не привыкла к тому, чтобы он находился настолько близко, что я могу уловить его древесный аромат. Аромат, который не покидает меня с того самого дня в его кабинете.
Он выгибает бровь, вынуждая меня заговорить.
— У меня был напиток, но я допила его, - тупо отвечаю я.
Тень ухмылки появляется на его губах, привлекая мой взгляд к ним.
— Не хочешь попробовать мой?
Он поднимает бокал, и тепло разливается глубоко внутри меня.
Я пожимаю плечами.
— Конечно.
Я тянусь за бокалом, и наши пальцы соприкасаются, электричество пульсирует в моих венах.
В его глазах горит огонь, как будто он дразнит меня, когда я подношу стакан к губам и делаю глоток виски, не в силах разорвать зрительный контакт, несмотря на жар внутри меня. Такое чувство, что я вся в огне.
— Спасибо, - говорю, возвращая стакан ему в руку, позволяя своему пальцу снова коснуться его ладони.
Он сжимает челюсти, а его ноздри раздуваются, отчего всё во мне сжимается.
— Я не думал, что ты нарушительница правил, Камилла. Бездельница, да, но тебя посылали ко мне всего один раз.
У меня сводит живот, когда я гадаю, почему он помнит это и есть ли какое-то значение в том, что воспоминание застряло у него голове.
— Возможно, я поддалась давлению сверстников, - отвечаю ему.
Глаза профессора вспыхивают чем-то неразличимым.
— Правда? - Голос становится чуть ниже. — Ты беспокоишься о наказании, которое получишь от моей руки за сегодняшний вечер?
В его тоне слышится чувственность, как будто он говорит о чем-то запретном.
Я тяжело сглатываю.
— Не понимаю, что вы имеете в виду, сэр.
Он ухмыляется.
— Думаю, в глубине души ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, Камилла. - То, как он произносит мое имя, заставляет мое тело вспыхнуть пламенем. — Есть причина, по которой тебя больше не отправляли ко мне, и это не потому, что ты боишься назначенных мной наказаний, как большинство других учеников. - Он качает головой со знающим видом. — Это потому, что ты не понимаешь, почему получаешь от этого удовольствие.
Такое чувство, что он вскрыл мой череп и читает мои мысли, как открытую книгу. Пульс беспорядочно бьется, пока я смотрю на мужчину-бога рядом, задаваясь вопросом, почему он напоминает о моей поганой реакции на тот единственный раз, когда наказал меня. Знает ли он, что тогда я стала такой мокрой, какой не была никогда в жизни? Или что не могла перестать мечтать о том, как он причиняет мне боль и заставляет кончать ночь за ночью?
Я с трудом сглатываю.
— Не понимаю, о чем Вы говорите.
Он смеется совсем не дружелюбно.
— Ты ужасная лгунья, Камилла.
— На что вы намекаете, сэр? - Я спрашиваю.
Мой вопрос как будто выводит его из оцепенения, и он трясет головой. Янтарные глаза становятся холодными и отсраненными, когда он встает и хлопает в ладоши, привлекая к себе всеобщее внимание.
— Как бы весело это ни было, мне не очень удобно пить с несовершеннолетними в баре. А теперь все должны вернуться в академию.
Все ворчат в ответ на то, что Ниткин прервал наше веселье, и я не могу отрицать, что часть меня разочарована. Я хотела посмотреть, куда именно он собирается завести разговор.
Тренер Дэниелс встает.
— Остынь, Гэв. Пусть дети повеселятся.
Я замечаю, что его внимание приковано к Адрианне. Он всерьез не хочет отказываться от преследования, и подмигивает ей, из-за чего на ее красивом лице появляется самое яростное выражение, которое я когда-либо видела.