Когда Эванджелина ощутила уже знакомый жар, зазмеившийся между бедер, она чуть отстранилась, чтобы видеть его лицо. Теплый свет, исходивший от камина, отбрасывал блики на его шею, плечи, руки. Ее руки скользнули по теплой коже его груди, по кудрявым упругим волосам, по напряженным мускулам. Под кончиками пальцев его сосок отвердел.
— Когда я могу делать то же с тобой? — спросил он охрипшим голосом.
— Когда я попрошу тебя.
Он нахмурился:
— Попроси поскорее.
— Так и будет.
Она улыбнулась ему, испытывая восторг от того, что имела власть решать, что, как и когда произойдет. Она подтолкнула его к кровати.
— Сядь. Я хочу снять твои сапоги.
Она встала на колени, стянула с него сапоги и положила на пол возле постели. Опершись о резной столбик кровати, поднялась и бросила на него подозрительный взгляд.
— Надеюсь, не ты вырезал этих уродливых троллей?
— Они тебе не нравятся? — спросил он с невинным видом.
— Несносный человек!
Он усмехнулся.
Стянув с него чулки, Эванджелина толкнула его в грудь, и он упал на постель.
Разметав ноги, он приподнялся, опираясь на локти, чтобы посмотреть на нее. Его руки были согнуты в локтях, улыбка стала шире. Она провела пальцем по краю пояса его бриджей. Его глаза обрели напряженное и серьезное выражение. Рука Эванджелины медлила на расстоянии волоса от края его бриджей, готовых упасть на пол. Его мужское естество пульсировало, упираясь в ткань бриджей, как только ее пальцы дотронулись до обтягивающей их материи. Она расстегнула бриджи, бережно и нежно прикоснулась к нему, и оно прыгнуло в ее ладонь. Она обхватила его рукой и принялась поглаживать, водя по нему пальцами вверх и вниз.
Гэвин лежал не двигаясь.
Эванджелина замерла. Ее рука все еще сжимала его копье, источающее жар.
— Что то не так? — спросила она нервно. — Тебе не нравится?
— Нет, — пробормотал он со стоном. — Очень нравится.
Она улыбнулась, крепче обхватила его и снова принялась поглаживать. Его пальцы вцепились в простыню.
Она приостановилась, заметив воспаленную красную линию, пересекавшую бедро. Он получил рану, когда пытался защитить ее.
— Там будет шрам?
Он приподнялся на локте и пожал плечами:
— Не впервой.
Он смотрел на нее. Лицо его было серьезным. Его обнаженное тело было совершенным. Прежде ей приходилось видеть мужчин на разных этапах раздевания, но только в видениях. Она не обнимала ни одного мужчину, не прикасалась к нему, не любила. Все, что Эванджелина знала о любовной игре, она подсмотрела в жизни других. Наконец-то у нее будут собственные воспоминания об этом. Она стянула сорочку через голову и отбросила в сторону. Теперь и она была полностью раздета.
В прохладном воздухе ее соски приподнялись и отвердели. Его орудие продолжало пульсировать.
— Ты прекрасна, — пробормотал он.
Она поднесла руку к голове:
— Мой шиньон совсем распустился.
— Мне нравится, когда твои волосы свободно струятся в беспорядке. Свет от камина придает твоему телу теплый оттенок. Мне бы хотелось написать тебя такой. Совершенно обнаженной.
Эванджелину охватил озноб. Неужели она могла бы позировать в таком виде, позволяя ему перенести на полотно каждый изгиб ее тела? Сама вседозволенность этого делала такую возможность волнующей и эротичной.
— В следующий раз, — пообещала она.
Его полуулыбка не коснулась глаз. Оба они знали, что следующего раза не будет.
— Подвинься на подушках повыше, — потребовала она. — Ляг на середине кровати.
Все еще не сводя с нее глаз, он подчинился:
— Но теперь я дальше от тебя.
— Ненадолго.
Вместо того чтобы снова лечь на подушки, он приподнялся, опираясь на локти, чтобы видеть ее.
В эту минуту она стояла тихо и неподвижно, глядя в упор на темноволосого и темноглазого человека, лежавшего на ее простынях.
Огонь камина бросал оранжевые и золотистые блики на его обнаженную грудь и длинные ноги. Его жезл выдавался вверх и вперед, к животу. Мускулы на его согнутых руках были сильными и жесткими. Его губы казались твердыми и взывали к поцелуям. Подбородок был слегка затенен выступившей щетиной.
Но самым лучшим во всем этом, невероятным, неподдающимся объяснению и удивительным было то, что она могла прикасаться к нему, не опасаясь своих проклятых видений. Она могла дотронуться до него где угодно, целовать его где хотела и сливаться с ним как желала. Он был чудом, даром, ответом на ее тайные молитвы.
И сегодня вечером он принадлежал ей. Что ей следовало сделать прежде всего? Возможности казались бесконечными. Но не ночь.
Эванджелина обошла вокруг кровати, взобралась на матрас и легла рядом с ним.
— Как долго ты останешься?
На его лице промелькнула новая задумчивая полуулыбка, и он пробормотал:
— Мне бы хотелось спросить тебя о том же.
Она отвела мягкие темные волосы от его лба.
— Я имею в виду сегодня вечером.
С минуту он молча смотрел на нее. Потом сказал:
— Тебе это решать. Я останусь с тобой, пока ты не уснешь.
— Тогда я буду стараться не уснуть.
— В этом я могу тебе помочь.