Греко-персидские войны

Обретя пошатнувшуюся было уверенность в собственных силах, Мардоний начал действовать активно. Персидская конница стала регулярно атаковать позиции эллинов, тревожа их посты и атакуя лагерь. При этом большую помощь персам оказывали фиванцы, бывшие у них проводниками: «Фиванцы, всей душой преданные мидянам, вели войну с усердием, и каждый раз до схватки они шли впереди, указывая дорогу» (Herod. IX. 40). В мелких стычках прошло два дня, но итог их оказался весьма плачевным для эллинов. Персидские всадники мешали грекам брать воду из реки Асоп, а когда Мародний расставил вдоль берега лучников, это стало совершенно невозможно. Отогнать же мобильные войска противника Павсаний не мог, потому что не имел конницы, а выдвинуть к реке легковооруженные войска опасался, поскольку они неминуемо попадали под удар персидской кавалерии. Использовать же для их прикрытия гоплитов командующий не хотел, поскольку в этом случае греки оставляли выгодные позиции, и возникала вероятность вступить в генеральный бой со всей персидской армией. А к этому эллины еще не были готовы. Получался замкнутый круг. Теперь союзная армия снабжалась водой только из источника Гаргафия.

Мардоний решил посоветоваться с Артабазом относительно дальнейшего хода кампании. Но Артабаз, битый эллинами под Потидеей, стал необычайно осторожен и повел речь о том, что в сложившейся ситуации надо действовать не силой, а хитростью. Речь опять пошла о том, чтобы с помощью денег подкупать правящую элиту в греческих полисах. К тому же у персов заканчивались припасы, и это тоже надо было учитывать. Также Артабаз советовал вернуться в Фивы, где собраны большие запасы продовольствия, и там ожидать дальнейшего развития событий. А если Павсаний выступит на город через Беотийскую равнину, то его войско сразу станет уязвимым для атак персидской конницы. Одним словом, Артабаз говорил примерно то же самое, что раньше говорили фиванцы.

Но Мардоний, свято веривший в доблесть персов и их ратное мастерство, был настроен решительно. Успехи последних дней, пусть и незначительные, придали ему уверенности, и командующий заявил, что пока к грекам не подошли новые подкрепления, необходимо разбить их главную армию. Мардоний давил на Артабаза авторитетом и наконец убедил его принять свою точку зрения. После чего вызвал к себе военачальников и приказал им готовить войска к наступлению, которое начнется рано утром. Наступил вечер, командующий распустил совещание, и командиры разошлись по своим отрядам.

Этой же ночью к афинским постам со стороны персидского лагеря подъехал одинокий всадник и потребовал встречи с Аристидом. Стратег сидел у костра в окружении командиров фаланги и обсуждал сложившуюся ситуацию, когда прибежавший дозорный доложил о том, что задержанный стражей незнакомец хочет говорить с Аристидом. Афинские военачальники отправились на линию сторожевых постов, где и встретились с ночным гостем. Это оказался не кто иной, как македонский царь Александр.

Македонец спрыгнул с коня, подошел к эллинам и сообщил о том, что Мардоний решился на генеральное сражение. Пусть эллины ждут и ничего не предпринимают, поскольку у персов заканчивается продовольствие, его осталось лишь на несколько дней. Предупредив афинских стратегов о том, чтобы кроме Павсания они никому не говорили о его визите, македонский царь вскочил на коня и скрылся в темноте. Аристид с товарищами поспешили к командующему.

Павсаний не на шутку встревожился, узнав о планах Мардония. Подумав, он сделал заявление, которое повергло афинских военачальников в состояние легкого недоумения. Сказал же полководец следующее: «Так как на заре будет сражение, то вы, афиняне, обязаны стать против персов, а мы станем против беотийцев и тех эллинов, которые помещены против вас, по следующей причине. Вы знаете мидян и их способ битвы, так как вы сражались с ними на Марафоне, мы же не испытывали и не знаем этого народа, ибо ни один спартанец не мерялся с ними силами, но беотийцев и фессалийцев мы знаем. Поэтому беритесь за оружие и ступайте на это крыло, а мы перейдем на левое» (Herod. IX. 46). Аристид и его соратники не имели ничего против такого поворота событий. Среди афинских гоплитов было немало тех, кто одиннадцать лет назад сражался с персами у Марафона и видел спины бегущих азиатов. Поэтому афинские стратеги были уверены в своих бойцах. На восходе солнца афиняне перешли на правое крыло, а спартанцы ушли на левое.