«Гремя огнем». Танковый взвод из будущего

Евграф успел пройти едва десяток шагов, как из одноэтажного беленького здания вывернулась длинная фигура в черном. Сашку Гультяева Пузырев не любил за заносчивость, тоже мне фигура — телеграфист-бодист! Едва курсы закончил, а нос уже выше ушей задран. Здороваться с таким не хотелось. Городовой сделал вид, что не заметил телеграфиста, но тот сам окликнул его:

— Евграф Тимофеевич!

Пузырев немало удивился тому, что телеграфист знает его имя-отчество. Неторопливо развернувшись навстречу спешащему Сашке, Евграф Тимофеевич поинтересовался:

— Случилось чего?

— Случилось! Телеграмма срочная! Из Тагила сбежали двое дезертиров, с оружием! Могут у нас появиться!

Пузырев поморщился, в последнее время служба стала совсем беспокойной, то ли дело раньше. Житья не стало от всяких варнаков: демобилизованные, каторжане, нигилисты всякие, теперь еще и дезертиры! Скорее дожить до полной выслуги и уйти на покой…

— Так вот же они, Евграф Тимофеевич!

— Кто они? — не понял городовой.

— Дезертиры! Хватайте их!

Городовой обернулся вовремя, как раз увидел две серые фигуры, нырнувшие под товарный вагон. Вряд ли это были те самые дезертиры, до сих пор масса демобилизованных шлялась по станциям. Если бы Пузырев был один, то он бы и суетиться не стал, но рядом стоял чертов телеграфист, этот не преминет и околоточному нажаловаться на отсутствие служебного рвения. Прощай тогда беспорочная служба. Евграф Тимофеевич тяжело вздохнул, сунул в рот свисток и что есть силы дунул. Свисток послушно отозвался звонкой трелью, а городовой потрусил в направлении, куда скрылись две серые фигуры, очень надеясь их не догнать. С другого конца платформы донесся еще один свисток.

Добежав до последнего вагона и перебравшись через пути, Пузырев увидел обоих дезертиров, бегущих прямо на него. Испугавшись второго свистка, Малышев и Панкратов метнулись обратно, прямо в объятия первого городового. Пузырев лапнул кобуру, но открыть ее рукой в толстой перчатке никак не удавалось. До дезертиров, а в том, что это были именно они, никаких сомнений уже не оставалось, было всего саженей десять, городовой набрал в грудь холодного воздуха, пропитанного станционными запахами, и заорал:

— Стоять!

Он только хотел, чтобы дезертиры свернули. Там как раз был проход вдоль депо, выводивший к дыре в заборе, а за забором соседний околоток, за который Пузырев ответственности не нес. Но все сложилось иначе, заметив вышедшего из-за вагона полицейского, передний из дезертиров вскинул правую руку.

Звук выстрела Евграф Тимофеевич услышать еще успел, а понять, что его беспорочная служба подошла к концу, уже нет.

— Капитан Кондратьев представляется по случаю вступления в должность командира отдельной автотракторной роты!

Генерал Карасс и сам в командование округом вступил чуть больше трех месяцев назад, да еще в такое неспокойное время. В курс дел едва вошел, а тут еще и столь необычная часть оказалась в его подчинении. Хотя многие дела, связанные с этой ротой, решались через его голову, напрямую из Петербурга. Но личность командира роты генерала заинтересовала. На первый взгляд, самый обычный капитан, каких в российской армии сотни. Закончил академию по второму разряду и убыл в Маньчжурию, но так поступили многие выпускники 1904 года, а затем командную карьеру предпочел штабной. Причем сам настоял на формировании опытной автотракторной роты, заручившись поддержкой где-то в верхах.

— И чем же ваша рота планирует заниматься?

— Свою основную задачу вижу в подготовке кадров шоферов и механиков-водителей для российской армии.

— Похвально, вот только никакой техники, которая нуждалась бы в механиках, в русской армии нет.

— Пока нет, Ваше высокопревосходительство.

— Вы так уверены в перспективах механизации?

— Так точно, Ваше высокопревосходительство, уверен!

— И на чем же ваша уверенность основывается?

Кондратьев чуть было не проговорился, откуда у него такая уверенность, но успел прикусить язык и пустился в рассуждения о преимуществах грузовика перед лошадью в части грузоподъемности, скорости и нетребовательности к фуражу, особенно в зимнее время года. Выслушав капитана, генерал махнул рукой:

— Ступайте, капитан, посмотрим, на что ваша рота сгодится.

Когда за Кондратьевым закрылась дверь генеральского кабинета, генерал задумался. Очень увлеченный молодой человек, искренне увлеченный своими идеями, но это со временем пройдет, все в свое время хотели перевернуть мир. Непонятно только, кто из власть имущих за ним стоит. Времена смутные, в военном ведомстве реформы, аттестационная комиссия зверствует, заслуженные генералы и военные чиновники, казалось бы корнями в свои кабинеты вросшие, в отставку выходили десятками. И пусть к самому генералу никаких претензий не было, наоборот, недавнее назначение на пост командующего округом говорило об оказанном доверии, но ухо следовало держать востро. А этого Кондратьева, пожалуй, стоит поддержать осторожно. Может, и получится что-нибудь путное из его идей.

Уже на выходе из здания штаба округа Кондратьева окликнули:

— Анатоль, ты ли это?