— Через пять минут подтянутся мои, доставят с губы Григория, и приступим. А чуть позже подойдут командиры транспортных самолета и дирижабля. — Егоров скосил взгляд на друга.
— Делай все, что посчитаешь нужным, Игнат. Бери что угодно, привлекай кого пожелаешь. Ставки ты знаешь. Цель тебе известна. А как быть и что для этого нужно — полностью отдаю тебе на откуп.
— Добро, — отставляя чашку и потягиваясь, подытожил хозяин кабинета.
Когда в дверь постучали, они успели выпить еще по одной чашке и убрать со стола коньяк. Все же злоупотреблять — не лучшая идея. Стучавшийся не считал нужным дожидаться разрешения войти. Открыл рывком дверь и заскочил без приглашения. Остановился посреди кабинета, привычно вытянувшись в струнку.
— Господин майор, капитан Азаров по вашему приказанию прибыл, — с явно недовольной миной доложился дюжий капитан.
— Здравствуй, Гриша, и я рад тебя видеть. Как на гауптвахте?
— Клопы.
— Ну, ничего. Вот вернешься и обрадуешь их.
— То есть отсидка только отсрочивается, — не спрашивая, а констатируя факт, произнес Азаров.
— Именно, — подтвердил Егоров.
— Тогда возвращайте обратно, господин майор.
— Что так, Гриша?
— Я попросил бы вас обращаться ко мне на «вы», по званию или имени-отчеству.
— Вообще-то, мы с твоего же согласия перешли на «ты». Еще там, в Испании. Помнишь?
— Помню. Как и то, что каждый раз, когда я сталкивался с вами, то оказывался в какой-то заднице. То посреди покушения на генерала Слащева, то один против пары десятков бронеходов, то отправлялся в тыл к франкистам. Сомневаюсь, что вы пригласили меня попить чайку.
— Кстати, великолепный цейлонский чай, — спохватился Егоров, вспомнив о законах гостеприимства.
— Благодарю. Я лучше в камере выпью азербайджанский. Тоже очень вкусно.
— С клопами на пару.
— Уж лучше в их компании.
— Вот смотрю я на тебя, Гриша, и поражаюсь. То сама прозорливость, а то дуб дубом. Ну чего ты на меня глядишь? Думаешь, потащил бы кого-то к барьеру? Да не останови я тебя тогда, и ты уже гнил бы в земле после знакомства с расстрельной командой. Если ты не заметил, то армия находится не просто в зоне боевых действий, а в непосредственном соприкосновении с противником. А ты тут выкрутасы устраиваешь. Значит, так. По факту халатности… Да-да, Гриша, преступной, но халатности. Итак, по факту халатности проводится дознание. Занимается капитан Анютин. Поверь, он о-очень въедливый дознаватель. Так что достанется всем, невзирая на чины, звания и заслуги. С этим все. Относительно тебя. Мне понадобится взвод «Гренадеров» на германской стороне. И желательно, чтобы вел их ты. Откажешься — пойдет другой. Но твои парни участвуют при любых раскладах.
— Цейлонский? — кивая в сторону исходящего паром самовара, уточнил Азаров.
— Цейлонский, Гриша, — поднимаясь из-за стола и направляясь к самовару, подтвердил Игнат.
— В насколько глубокую задницу тащишь? — присаживаясь, вновь спросил капитан.
— Дальше некуда. Но если тебя это успокоит, я лезу еще глубже.
— Не успокоит.
— Ну, тогда просто знай, что от нас зависят жизни миллионов, — протягивая парящую чашку, произнес Егоров.
— Шутишь?
— Нет.
— Подробности будут?
— Нет.
— Когда выступать?
— Сегодня в ночь. Сейчас подтянется мой взводный с сержантами, и начнем обдумывать план действий.
— Обдумывать? То есть плана нет? — Азаров даже вздернул бровь от удивления.
— Ну, ты как-то говорил, что импровизации тебе удаются лучше всего.
— Не я, а обо мне.
— Без разницы, — легкомысленно пожал плечами майор.
Григорий ничего не ответил и молча поднес к губам горячую чашку. У контрразведчика и впрямь хороший чай. Так к чему себе отказывать в маленьких радостях? Тем более что из него снова решили сделать героя. А память ему подсказывала, что это всегда больно.
Глава 5
Вратенинский прорыв
Полог палатки откинулся в сторону, и из нее вышел мужчина в забрызганном кровью белом халате. Среднего роста, худощавого сложения, с очочками-блюдечками. Разве что в тонких пальцах, сейчас мнущих гильзу папиросы, нет и намека на дрожь, хотя, глядя на облик медика и кровь, ожидаешь этого как само собой разумеющегося. А еще взгляд. Усталый, но в то же время твердый и решительный.
Как же он изменился. Вроде все такой, но куда-то запропастилась его нескладность. Разительно отличается от того, что она видела в той же Монголии. Ну или в Петрограде, всего пару месяцев назад. Впрочем, могло ли быть иначе? Война — она всех меняет, из вчерашних мальчиков делает мужчин, слабых превращает в сильных. Не всех. Но тот, кто не приемлет ее законов, очень быстро сгорает в ее горниле.
— Клим!
— Алина?!
Девушка без обиняков приблизилась к нему и, обняв, легонько чмокнула в щечку. Для этого ей пришлось немного потянуться, потому как пусть друг детства и не отличался статями, как тот же богатырь Азаров, но она все же меньше его. Если женские прелести пусть и самую малость, но прибавили, о росте этого сказать никак нельзя.
— Ты-то тут как? — забыв о папиросе и отстраняя девушку, удивился Кондратьев.
— О боях под Зноймо слышал?