Гремящий порог

К вечеру должен был возвратиться из командировки Набатов, и Терентию Фомичу не меньше самого Николая хотелось отрапортовать начальнику стройки о втором посаженном на дно ряже.

Володя приехал точно без двадцати семь. Заметив, что Николай машинально взглянул на часы, Володя сказал:

— Часики проверить хотите? Ставьте по моим. Точно по радио. На участок? — Сперва в диспетчерскую автобазы.

Диспетчер автобазы дремал за столом, подперев голову массивными кулаками. Хмурясь спросонья, он подтвердил, что заявка на десять самосвалов в каменный карьер принята и машины будут поданы точно к восьми.

После этого проехали в карьер. Экскаватор стоял наготове возле огромной груды обрушенного взрывом камня.

«Тут тоже осечки не должно быть,— подумал Николай,— можно ехать к себе».

В кузове «газика» в такую стужу казалось особенно тепло и уютно. Николаю стало не по себе, когда он. подумал, как Наташе придется по морозу добираться на работу. Заехать за ней нельзя. Она решительно запретила ему…

В последние дни между ними словно пробежала черная кошка. Наташа была вежлива и исполнительна, но не только ни разу не отозвалась на его шутку, но даже ни разу не спросила его ни о чем, прямо не относящемся к работе. И вообще была сама не своя: молчаливая, тихая и незаметная.

Сперва Николай думал, что она опечалена несчастным случаем с человеком, которого она — в этом Николай теперь был уверен — любит. Но вчера Федор Васильевич вышел на работу. Наташа не повеселела. Она даже не подошла к Федору Васильевичу. Николай это точно знал: составляя сводку, она справилась у него о выработке бригады бульдозеристов. Стало быть, не потому подавлена Наташа, что тревожится за Федора Васильевича. Значит, он сам, Николай, виноват, что Наташа изменила свое отношение к нему. Но в чем виноват, этого понять он не мог.

Когда машина свернула с бечевника на лед, в свете фар стало видно, как переметает дорогу мутная белесая поземка.

— Лютует зима,— сказал Володя.— Стужа! Работать-то будут сегодня? — И когда Николай с удивлением посмотрел на него, пояснил:—Актированный день.

Николай схватился за голову. И как это он упустил из виду?.. Актированный день! При температуре ниже сорока градусов по инструкции полагается прекращать всякие наружные работы.

— Может быть, нет сорока? — сказал он с надеждой.

— С гаком,— возразил Володя.

Конечно, Володя был прав. Термометр, укрепленный на дверном косяке ледовой диспетчерской, показывал сорок девять градусов ниже нуля. Николай подумал и решил, соблюдая инструкцию, отпустить с работы плотников, буровиков, ледорезов — словом, всех, кто не занят непосредственно на опускании ряжа.

Но когда он вошел в обогревалку, где в сизом табачном дыму, как светлячки, искрились огоньки цигарок и папирос, и высказал свои соображения, никто не выразил особой радости.

Ляпин проворчал что-то насчет оплаты по тарифу, а пожилой плотник, сидевший на корточках перед от-

крытой дверцей железной печки, бросил окурок в огонь и сказал:

— За заботу спасибо, Николай Николаевич. Только эта инструкция нас подкузьмить может. Сейчас тепла не жди. Зиму на мороз повернуло.

— В январе еще крепче прижмет.

— Это цветочки, ягодки впереди,— поддержали его сразу несколько голосов.

— А когда потеплеет,— продолжал пожилой плотник,— на льду не удержишься. Выходит, сейчас прохлаждаться нельзя. Взялся за гуж — не говори, что не дюж. Так что заактируем, Николай Николаевич, все сразу, когда ряжи опустим. Так, что ли, ребята?

Никто не возражал. — Спасибо, товарищи…— взволнованно начал Николай, но его перебили насмешливым окриком:

— Благодарствуем! Не за что!

Николай смутился, а пожилой плотник, подойдя к нему, по-отечески потрепал его по плечу:

— Ты, Николай Николаевич, благодаришь, вроде мы на тебя работаем.

Второй ряж опустили быстро и без всяких происшествий, если не считать того, что двое рабочих — бригадир такелажников и один из бульдозеристов — обморозили лица. Николай Звягин усадил обоих в свой «газик» и отправил по домам. И подумал, вздохнув: опять Калиновский заставит составлять акты.

— Опустил хорошо,— сказал Терентий Фомич Звягину.— Подавай команду загружать попроворнее да пойдем греться. Вся утроба закоченела.

Экскаватор, покачивая длинной стрелой-шеей, уже подбирался к груде камня, сброшенного на лед самосвалами.

По дороге в столовую Николай Звягин говорил Терентию Фомичу:

— Даже не верится, как просто. Подтянули, столкнули, опустили. Теперь могу признаться, Терентий Фомич, когда еще над проектом сидел, все представлялось не только более трудным, а иногда просто несбыточным. Как будто не реальный проект разрабатывал, а какую-то фантастику. И когда первый ряж опускали, казалось: вот произойдет что-то непредвиденное, и все полетит к черту.

— Непредвиденное в нашем деле всегда может случиться,— ворчливо ответил Терентий Фомич, Он основательно промерз, и, кроме того, его раздражала восторженность Николая, казавшаяся ему легкомысленной и преждевременной.— Вода — это, братец, стихия. Дай ею волю — не совладаешь.

— А вот совладали же.