Гремучий ручей

– Пришлите ко мне ту светленькую, с длинной косой, – сказала старуха ей в спину. – Как ее зовут? Кажется, Анастасией.

Светленькая с длинной косой – это и в самом деле Настя. Добрая, простоватая, легкая девочка, прочесть которую не составит никакого труда. Или старуха потому и хочет, чтобы ей прислуживала Настя? Потому, что точно знает, чего можно ожидать от этой девочки?

– Вы услышали меня, фрау Хельга?

– Конечно, фрау Ирма! Я распоряжусь, Анастасия придет к вам через несколько минут.

Выйдя из кухни, Ольга не сразу отправилась к домику для гостей. Оглянувшись по сторонам, она поднялась на второй этаж. Ей нужно убедиться, что вчерашнее ей не примерещилось, что была Лиза и была кровь на ее руке. В этом крыле располагались спальни старухи и фон Клейста. В чью комнату вошла вчера бедная девочка?

Коридор даже при свете дня был плохо освещен. Ольга со всей тщательностью осмотрела и бордовую ковровую дорожку, и стены, но не нашла никаких следов. А они ведь должны были остаться, если Лиза держалась за стены окровавленной рукой. Не было ничего? Или кровавые следы тщательно вытерли? Кто вытер? Трудно представить фрау Ирму с тряпкой в руках. Может все-таки примерещилось?

Ребят и Григория она нашла в кухне у Шуры. Ребята уже закончили завтракать, а Григорий сидел за столом с большой дымящейся чашкой в руках. Наверное, Шура налила ему чая. Ольга поздоровалась, нашла взглядом Настю, сказала:

– Анастасия, тебя ждет фрау Ирма. Нужно прибраться в ее кабинете и комнате.

Девочка послушно встала из-за стола. Все-таки было в ней что-то от Лизы, вот эта покорность и безропотность. Только пока еще не омраченная страхом.

– А Лизка куда подевалась? – спросила Шура через плечо. На Ольгу она демонстративно не смотрела. Значит, Шура ничего не знает про Лизу. Бесполезно спрашивать.

– Фрау Ирма отправила ее обратно домой.

– Странно. – Все-таки Шура обернулась. Во взгляде ее читалась тревога.

– Почему странно? – спросил Ольга. Такие разговоры лучше вести без детей, но коль уж Шура сама заговорила…

– Эй, ребятки! – Григорий словно понял, что Ольга хочет остаться с Шурой наедине. – Хватит дурака валять! Пойдемте-ка работать!

Разговор Ольга продолжила после того, как в кухне они остались вдвоем.

– Почему странно, Шура? – спросила и подошла к поварихе почти вплотную. Если не ответит, придется заставить. Хоть и не хочется.

Шуре тоже не хотелось. Шура уже жалела, что вообще начала этот разговор.

– Ничего! – буркнула она и отвернулась к печи.

– Нет, погоди. – Ольга взяла ее за плечо, развернула к себе, заглянула в блеклые голубые глаза, велела: – Рассказывай!

Шура молчала так долго, что Ольге уже начало казаться, что ничего не выйдет, а потом медленно, нехотя заговорила:

– Это уже третья на моей памяти девочка. Когда по две недели, когда по три они змее этой прислуживают, а потом исчезают.

– Куда исчезают?

– Никто не знает. Нам говорят, вот как сегодня, что отослали их домой, что надоели они старухе, а на самом деле…

– Что же на самом деле, Шура? – Сердце холодело, а спина покрывалась испариной. Ольга боялась, что уже знает ответ.

– А на самом деле исчезали эти девочки. Словно и не было их, словно сквозь землю провалились.

– Всегда только девочки?

– Не знаю я. – Шурины губы побелели от напряжения, на шее проступили синие жилы. Она и сама не хотела знать, не хотела верить в то, что сейчас клещами тянула из нее Ольга. Но Ольга тянула, и ей приходилось открывать свою персональную дверку памяти. – Может, и другие какие были. Они, девочки эти, завсегда ко мне за обедами приходили.

– Для хозяев?

– Нет. Хозяева отдельно питаются. Там была простая еда: хлеб, каша, вода. Иногда молоко.

Ольга и сама вспомнила корзинку в руках у Лизы. Было это в тот день, когда она впервые увидела Гюнтера. Может, для него была корзинка? Она так и спросила, но Шура зло мотнула головой.

– Этот боров приходил ко мне на кухню, когда хотел, брал, что хотел, а жрал всегда у себя в сарае. Мне потом грязную посуду приходилось за ним прибирать.

– Так для кого была эта еда, Шура?

– Я не знаю. – Теперь она и сама старалась вспомнить, не сопротивлялась, а помогала. – Один раз видела, как Лизка шла с корзинкой куда-то вглубь парка. Куда-то к старой водонапорной башне.

– Здесь есть водонапорная башня?

– А как же! Все удобства! Чтоб им пусто было…

– И всегда по вечерам девочки забирали еду?

– Да. Я тогда еще подумала, чего это она по темноте-то шляется. Подумала, а потом… забыла. – Шура в изумлении посмотрела на Ольгу, сказала шепотом: – Как много я, однако, забываю.

– Ничего, – Ольга погладила ее по плечу. – Этот наш разговор ты тоже забудь. Никому не рассказывай, что я тебя расспрашивала. Особенно… змее.

Старуха ведь может попытаться прочесть и Шуру. Или уже прочла, раз у той память стала, как решето? Прочла и точно так же, как она сейчас, велела все забыть.

– А они худенькие такие, бледненькие… – сказала вдруг Шура жалобным голосом.

– Кто? Девочки?