Гремучий студень

— Руки в гору, тварь, — прошипел он. — Заорешь — пристрелю.

Жандармы в два шага оказались рядом, быстро и почти бесшумно скрутили растерявшегося бандита. Те, что остались наверху, в аптеке, не успели понять, что произошло.

— Эй, малой, и ты пропал? — на лестницу ступил второй бомбист. — Что там у вас…

Спустившись до середины, он заметил тени, прислушался к непонятной возне и пыхтению из подвала и все понял:

— Засада!

Одновременно с его криком раздался громкий свист с улицы, а затем и звон разбитого стекла.

— Окружили, падлы! — хриплый баритон наверху перемежал ругательства с выстрелами, потом сорвался на полуслове и затих.

— Ипатий, ты живой?

Бандит на лестнице выхватил пистолет, но не знал куда бежать. Наверху творится что-то страшное — вышибают дверь, орет сразу дюжина глоток, а Ипатий молчит. Подстрелили, выходит, Ипатия.

— Малой? Отзовись, малой!

Другой подельник сгинул в подвале, где подстерегает не пойми сколько полицейских. Можно ворваться, убить одного или двух, но если их там больше, тогда крышка. А помирать не хочется…

— Шлейхман! Сволочная ты морда. Да чего же вы молчите-то все?

Обиженное бормотание сменилось всхлипываниями, бандит прижался спиной к шершавой стене и начал стрелять: две пули вниз, в распахнутую настежь дверь подвала, еще две вверх, — ага, сразу затаились, архаровцы! — потом еще беспорядочно в стену напротив, в ступеньку лестницы, снова направил дуло в подвал, патронов уже не осталось, а он все щелкал курком и повторял:

— Чего же вы молчите, нехристи? Чего молчите?!

Истерика захлебнулась так же внезапно, как и началась. Бандит сполз по стенке, бросил бесполезное оружие и уселся на ступеньки.

— Сдаюсь… Сдаюсь, слышите?! Вяжите меня, гниды. Чтоб вам сдохнуть…

XXVIII

Двух бандитов, застреленных на улице, занесли в аптеку и положили у стены. Простуженного Ипатия, который начал стрелять прямо через витрину и получил несколько пуль в ответ, оставили там, где он упал — за аптечным прилавком. Черная дыра с подсыхающей кровью зияла на левой щеке, а к правой присосалась пиявка из банки, разбитой жандармскими выстрелами.

Порох поднялся наверх и осмотрел убитых. Все бородатые, возрастом поближе к сорока годам, одеты как извозчики. Никто и близко не подходит под описание бомбистов из ячейки Бойчука.

— Зар-р-раза! — следователь пнул шкап и еще две банки с пиявками упали на пол, разлетаясь вдребезги. — Зря время потратили. Это не та банда!

Унтер-офицер подбежал на гневный рев и замер, ожидая приказаний. И они тут же последовали:

— Трупы свези на кладбище, нам они без надобности. Собирай всех, кто еще держится на ногах. Продолжайте проверять аптеки! Их уже немного осталось — почитай, всю Москву наизнанку вывернули. Коляску мне подать немедленно! Хотя, — полковник выглянул за порог, — вон сколько снега намело. Раздобудь-ка лучше сани! А я пока допрошу ту парочку.

— Так этот ваш… — жандарм замешкался, вспоминая фамилию, — Мармеладный… Уже начал допрашивать.

— Шта-а?! Где?

— В подвале, — унтер-офицер махнул рукой и мстительно добавил. — А Кашкин даже не рыпнулся, чтобы его остановить.

Порох слетел вниз рассерженным ураганом, намереваясь устроить сыщику выволочку, но увидел, что оба задержанных говорят, перебивая друг друга. Замер на пороге. Прислушался.

— Три раза уже в этом годе…

— Три раза взрывали котлы пивоваренного товарищества Гивартовского, — повторил Мармеладов. — И еще дважды бросали бомбы в цеха прохоровской мануфактуры. Вы убили семерых рабочих и трех сторожей. Так?

— Все так, ваш-ство, — блеял малой.

— Но зачем?

— Ради низа… вержения, — выпалил бандит с лестницы, дергая себя за сивый ус.

— Царя сбросить хотели, — подхватил его подельник. — Мы идейные, ваш-ство.

— Политические? — уточнил сыщик.

— Агась. Такие мы и есть.

— Кто у вас за главного?

— А Ипатий совсем убитый?

Мармеладов посмотрел на полковника. Тот кивнул.

— Вот он и главный, — облегченно вздохнул усатый.

— Бойчук вам знаком? — следователь задал этот вопрос бесстрастно. — Чего затихли-то? Фрол Бойчук. Знаете такого?

— Н-н-нет, — выдавил усатый, прижав пальцем дергающееся веко. — Такого не знаем.

— А мне думается, знаете. Только говорить не хотите, — Порох подошел вплотную к арестованным и заорал:

— Говори, мразота! Где Бойчук прячется?

— Не знаю, ваш-ство, — промямлил усатый, а малой от страха попросту онемел — раскрывал рот, да сказать ничего не получалось.

— За дур-рака меня держите?! — ярился полковник, вцепившись в их загривки. — Дружка покр-рываете? Бар-раны паршивые!

Бандиты были на грани обморока — один побледнел, второй покрылся красно-ржавыми пятнами, — и не падали лишь потому, что Порох крепко держал их за волосы.

— Остыньте, Илья Петрович, — сказал Мармеладов, по прежнему сидящий на мешках с бертолетовой солью. — Эти двое ничего не знают о Бойчуке.

— Как бы не так! — полковник упрямо крутил вихры цепкими пальцами. — Все политические знакомы меж собой, они же одно дело делают.

— Они-то одно, — согласился сыщик, — а эти — другое.