Гренада моя

Пара попыток германских воздухоплавателей добраться до русских дирижаблей закончилась для них плачевно. Транспортники, заправленные гелием, получив повреждения, совершили вынужденную посадку. Жертвы среди экипажа и пассажиров явились лишь результатом обстрела, но не технических проблем. Конечно, аппаратам потребовался некий ремонт, а во втором случае так и весьма вдумчивый. Фашистские же аппараты попросту сгорели в воздухе. Спасшихся не было.

Этого оказалось достаточно, чтобы оставить попытки досаждать русским. Вполне возможно, немцы решат проблему с высотой полета самолетов или обзаведутся-таки собственными запасами гелия. Но пока эта проблема решена не была, российские транспортники чувствовали себя в небесной сини вольготно.

Помимо сотни добровольцев «Нестеров» доставил сто тонн продовольствия, медикаментов и других грузов, в основном гражданского назначения. Что-то являлось гуманитарной помощью. За что-то республике придется заплатить звонкой монетой. И испанцы платили. Император Алексей Второй заинтересован в союзниках, но взваливать на казну непомерную ношу не собирался.

Ступив с трапа в траву, Григорий едва не споткнулся. Надо же, успел отвыкнуть от земной тверди. Ну да это полбеды. Гондола дирижабля, спустившегося с большой высоты, еще не успела прогреться. Но стоило выйти наружу, как в лицо тут же дохнуло жаром, а тело стало липким от выступившего пота.

— Ну что, господа, наконец-то под ногами твердь земная! — расплывшись в довольной улыбке, возвестил Дольский, поручик-бронетяжник.

Жизнерадостный брюнет, как и все остальные пассажиры, был в штатском. Правда, ничего не мог поделать со своей выправкой, выдававшей в нем офицера. Как бы там ни стонали солдатики, поминая муштру, вот уж кому доводится хлебнуть из этого котелка, так это юнкерам. Едва ли ни ежедневные занятия по строевой подготовке буквально вколачивали в их тела осанку, остающуюся с ними до глубокой старости.

— Не стоит так-то уж рьяно выказывать свою радость. Подумаешь, перелет в течение каких-то двадцати часов. Голодом вас не морили, отхожие места предоставили, вполне удобные сиденья и даже столики для игры в преферанс. Да в летних лагерях приходилось обитать в куда худших условиях, — с нескрываемой иронией возразил поручик Желтов, авиатор.

Пилот еще перед посадкой начал подтрунивать над бронетяжником, не скрывавшим боязни неба. Но Дольскому это вовсе не мешало не лезть за словом в карман. Вот уж чего он не собирался делать, так это отмалчиваться. А потому этой парочке, вместе с преферансом, вполне удалось скрасить время перелета десятка молодых и не очень офицеров.

— В летних лагерях мы были на земле, а не в двенадцати тысячах метров над ней.

— Бросьте. Небо уже давно и прочно стало для человека опорой.

— Угу. Вы, Василий Андреевич, расскажите это покойному Нестерову. И что за привычка давать имена погибших летчиков воздушным судам. Того и гляди беду накличут.

— Не стоит быть таким суеверным, — отмахнулся Желтов. — А что до погибших первопроходцев, так на то они и первые. Кровь — это неизменная и обязательная плата за познание нового и неизведанного.

— Ай бросьте. Можно подумать, сегодня ваш брат уже с неба не падает.

— Случается это крайне редко, и то по причине безответственности пилотов или техперсонала. Но там, где все налажено должным образом…

— Разгильдяйство и расхлябанность — наша национальная черта, — скривился Дольский, не сомневаясь в собственной правоте.

— Господа, увольте меня от ваших нескончаемых споров. Ну ей-богу, предел должен быть даже у беззаветной молодости, — покачал головой майор Рязанцев, мужчина средних лет, дослужившийся до командования батальоном.

С дальнейшей карьерой у офицера не задалось. Никак не получалось ужиться с начальством. И даже несмотря на военную академию за спиной, не имел никаких перспектив в продвижении по служебной лестнице. Поездка в Испанию для него была шансом. Командуя здесь полком или интербригадой, через год он автоматически получает приоритет на вступление в должность начальника штаба или командира полка в императорской армии. Разумеется, если тут не наворотит дел.

От края посадочного поля к дирижаблю потянулось пять тентованных грузовиков для перевозки личного состава. Четыре — для нижних чинов и один — для офицеров. Следом за ними двигалась целая колонна. Дирижабль следовало разгрузить в кратчайшие сроки. Уже через несколько часов он отправится в обратный путь.

Вот уж кому доставалось, так это трудившимся без продыху воздушным извозчикам войны. А тут еще обратным рейсом нередко вывозили тяжелораненых, зачастую почти инвалидов. Основная масса раненых русских добровольцев, способных встать на ноги прямо в Испании, лететь домой отказывалась, предпочитая вновь вернуться в строй. Ну и гробы с павшими также везли на родину. Для команды дирижабля это самый тяжкий груз.

— Рота, строиться! — подал команду пехотный капитан. — Господа, прошу простить, служба.

— Первый взвод! Строиться! — тут же отозвались сержанты.