Гренада моя

Сегодня в столице столь интенсивное движение, что механические светофоры, приводимые в действие мини-паровыми машинами, появляются как грибы после дождя. При возрастающем числе транспорта в воздух выбрасывается все больше копоти. В этой связи светлые и уж тем более белые тона одежды вышли из моды. Но, возможно, закон о чистом топливе в городской черте разрешит этот вопрос.

Пока Григорий докуривал папиросу, успел проводить взглядом еще пару чадящих и чухающих, как паровозы, грузовиков. Промчался легковой лакомобиль с шашечками такси. Этот пустил лишь облачко чистого пара, особо заметного в утренней прохладе. А вот дыма Азаров не приметил. Не иначе как работает на том самом чистом топливе.

А вот наконец и лимузин с его секундантами. Этот был выполнен уже по замкнутой схеме, а потому никакого привычного чуханья. Работа машины практически не слышна. Если только при длительном стоянии и горящих горелках появится заунывный свист предохранительного клапана котла. При движении же — один лишь шорох покрышек и стук подвески. Правда, не в этом случае. Лимузин был новеньким «Руссо-балтом». Его продолжали выпускать в Риге.

Прибалтийские республики сегодня обрели независимость. И их правительства склоняются к сотрудничеству с европейскими державами. В частности с Германией. Но это вовсе не повод для разрыва экономических связей.

Промышленность республик сумела выжить только благодаря русским дельцам. И в настоящий момент продолжает развиваться. Пусть и не бурными темпами, но это все же движение вперед. Сельское хозяйство с рыбной отраслью вовсе не в загоне, а постоянно наращивают обороты. Практически вся продукция ориентирована на российский рынок. Как ни изворачиваются националистические правительства, а отринуть Россию у них пока не получается.

— Доброе утро, господа, — поздоровался Азаров, устраиваясь на одном из задних сидений.

— Доброе, — отозвался Артур.

— Как настрой? — полуобернулся сидевший на переднем сиденье Бабичев.

Плевать на личные противоречия. Григорий — его однокашник, с которым они провели в одной казарме три года. И этим все сказано. Оно, конечно, насчет того, чтобы пожертвовать ради него чем-то серьезным, — это вряд ли. Но заступиться словом или вот выступить секундантом — дело иное. Пусть и непременно достанется. Потому как при столь поспешном поединке разбирательств не избежать.

— Волнуюсь немного. А так… Я в полном порядке, — пожал плечами Азаров.

— Это радует. Не хотелось бы, чтобы ты посрамил честь училища.

— Не переживай.

— Доброе утро, Григорий Федорович, — поздоровался давешний инженер Полянский и тут же представил своего спутника: — Кондратьев Клим Сергеевич. Медик. Он пока имеет лишь диплом фельдшера, университет закончит только на следующий год. Но уже несколько лет работает на станции скорой помощи и за это время успел получить весьма обширную практику.

— И что, Клим Сергеевич, доводилось оказывать помощь при пулевых ранениях? — пожимая руку худощавого молодого человека, поинтересовался Азаров.

Что ни говори, а подобное тянется к подобному. Сам инженер мужественностью не блещет, и знакомый его из той же когорты. Остается надеяться, что он так же талантлив, как и Полянский. Не то, случись беда, в неумелых руках даже при плевом ранении богу душу отдашь.

— Не переживайте, мне доводилось оказывать помощь как при пулевых, так и при ножевых ранениях. Дважды это случалось на дуэлях, — успокоил его медик.

— Григорий Федорович, все же я вынужден настаивать, чтобы дрался я. В конце концов, это будет правильно.

— Сергей Геннадьевич, я уже высказывался по этому поводу. Если стреляюсь я, то мы убиваем сразу двух зайцев. Если вы — этот ублюдок будет иметь возможность дотянуться до вас.

— То есть вам ничего не угрожает, — с явным сомнением произнес инженер.

— Видите ли, высказывание относительно того, что из дуэльного пистолета можно попасть в голову, стреляя в ногу, и наоборот, — неверно. Разумеется, у него изрядный разброс. Но на тридцати шагах пули укладываются в тридцатисантиметровый круг. Все остальное — это тугой спуск, удар тяжелого курка, трясущиеся руки. Стреляю я хорошо. Рука у меня твердая.

Григорий выставил перед собой правую ладонь с разведенными пальцами. Те и впрямь не тряслись. Если не считать покачивания автомобиля, все еще движущегося по ровной асфальтированной дороге.

— Ну а те двое? — не сдавался инженер, как видно думавший об этом всю ночь.

— А вот с ними вы опоздали. Я вызвал их первым и не переуступлю вам право, хоть деритесь, — с улыбкой возразил Григорий.

— Это дикость! Ну зачем вы влезли? Я бы попросту отказался драться, и все.

— Нет, не все. Он бы вас избил, переломал все кости, и был бы в своем праве. Если бы, конечно, не убил вас. Но и в этом случае понес бы уголовную ответственность за причинение смерти по неосторожности. Причем отделавшись по минимуму. Таковы уж законы.

— Это не законы, а дикость какая-то, — повторил инженер, как заезженная пластинка.

— Во всем и всегда есть смысл. Иногда тайный, иногда явный, но он есть, — не согласился Григорий.

— И в чем смысл здесь?