Легкость в отношениях со стороны девушек-юнкеров и офицеров имеет тот же корень. Как и прилипшее к ним прозвище — лейб-гвардии потаскухи. Разумеется, имелись исключения. Немало девушек ограничивались только первой ночью. А находились и те, кто и вовсе не делал этого шага, как бы их ни убеждали в обратном. Таковых были единицы. Но, как говорится, они лишний раз подтверждали правило.
Оно бы не пойти. Но Алина считала это неправильным. Поэтому решила, что в ресторан пойдет обязательно. Просто пробудет там недолго, и уж точно ни о чем таком и речи быть не может. Выражение, что служба и война все спишут, — это не про нее.
Убрав ремень в тумбочку, Дробышева подошла к зеркалу, осмотрела себя, поправила форменную юбку. Не удержавшись, скользнула взглядом по Георгиевскому кресту над левым клапаном нагрудного кармана и знаку участника Хасанских боев. В повседневной жизни она их не носила, да и сегодня не хотела надевать. Однако командир взвода, поручик Ольховская, настояла на том, чтобы на парадной форме награды присутствовали в обязательном порядке.
Алина никогда не говорила об этом факте. А потому, когда предстала не просто со знаком участника боевых действий, но еще и с орденом, свидетельствующим о личной доблести, весь взвод замер с открытыми ртами. Да что там взвод. На нее во все глаза пялились и старшекурсницы.
Якина тут же усмотрела в этом покушение на ее лидерство. Нет, она никак не проявила своего отношения к данному факту и вместе со всеми выказала уважение к заслугам однокашницы. Но, встретившись с Дробышевой взглядом, словно дала понять, что вызов принят. Вот интересно, о чем это она? Алина просто хотела окончить училище и водить стальных гигантов, воплощающих мощь и прогресс.
— Папа, извини, я торопилась как могла! — Выбежав из казармы, она тут же повисла на шее отца.
— Поаккуратнее, госпожа юнкер, вы теперь в форме, так извольте соответствовать, — отстраняя дочь, нарочито официальным тоном произнес Владимир Олегович.
— И что, от этого я перестала быть твоей дочкой? — чуть склонив набок голову, с хитринкой спросила Алина.
— Кхм. Не стала. Но коль скоро решила надеть форму, будь добра, держи себя в рамках.
— Господи, Володя, ты порой бываешь таким несносным, — закатив глазки, с безнадежностью произнесла моложавая женщина привлекательной наружности. — Алина, девочка, уж мне-то, человеку сугубо гражданскому, не возбраняется тебя обнять.
С этими словами женщина выставила перед собой руки с повисшим на левом запястье зонтом. Угу. Офицеру не пристало ходить с бумажными пакетами, зонтами и тому подобными излишествами. Максимум портфель или аккуратный сверток. Причем один. И в то же время нести открытый зонт над дамой вовсе не зазорно. Пусть это даже солнечный, с самой невероятной расцветкой. Только обязательно в правой руке, дабы, идя с дамой, не отдавать честь встречным военным. В этом случае полагалось изобразить поклон коротким кивком. Уставы, ритуалы, обычаи, традиции и условности. Армия!
Алина подскочила к женщине и, тихо пропищав от охватывающего ее восторга, крепко обняла. Та ответила не менее теплым объятием. Хотя поначалу у девушки и мачехи отношения не сложились, но потом они очень даже подружились. Пусть это пока незаметно, но сегодня Виктория носит под сердцем ее братика или сестричку, и Алина этому откровенно рада.
— Спасибо, Вика, — прижавшись к плечу мачехи, поблагодарила она.
— Кхм. Ну довольно. Вы тут еще и сырость разведите, — поправив усы, смущенно произнес полковник Дробышев.
— Не дождешься, — утираясь появившимися в их руках платочками, чуть ли не хором выдали обе.
Потом было ее первое увольнение. Они провели его втроем. Тетушка наотрез отказалась приезжать по этому поводу. Прошлись по городу, посетили Летний сад, где покормили лебедей. Покатались на каруселях, на которые полковник отказался взбираться в категоричной форме. Кофейня с мороженым. Обед в ресторане. Поход в кино. День прошел на загляденье. Разве что в какой-то момент к горлу Алины подкатил твердый ком. Ей вспомнилась мама и их прогулки по Владивостоку.
— Дочка, я все же против твоего похода в ресторан, — когда они уже были дома и девушка приступила к сборам, произнес Дробышев.
— Папа, это традиция, — опуская руки с повисшим на них платьем, ответила Алина, все еще одетая в форму.
— Знаю я эту традицию. И все знают. И вообще, я был против твоего поступления в Павловское училище. Ну отчего было не выбрать Гатчинское и не стать летчиком? Небесный простор, романтики хоть залейся, — недовольно и уже в который раз выдал полковник.
— Потому что я хочу быть бронеходчицей. И вообще, тебе не кажется, что мы вновь…
— Алина, — остановила ее Виктория Игоревна, и тут же мужу: — Володя, ты не доверяешь собственной дочери.
— Я?! Да что ты такое говоришь!
— Тогда остынь и не порть девочке праздник.
— Но… — Взрослый мужчина с проседью в волосах безнадежно вздохнул и махнул рукой. — Да ну вас. Но запомни, дочка, если кто-нибудь… если только… — Он угрожающе покачал указательным пальцем, скользнул беспомощным взглядом по жене и удалился в кабинет.