Гренадилловая шкатулка

— Я был там, сэр. Вернулся только вчера вечером. Собирался отсюда сразу же идти в мастерскую. — Я замолчал, оценивая его реакцию на мое сомнительное объяснение. Мне было любопытно узнать, что привело его в дом Тренти, но я побоялся раздражать его. Впрочем, я ждал, что он с минуты на минуту оправится от неожиданности и отругает меня за самовольный визит в этот дом. Однако Чиппендейл по-прежнему не выказывал гнева и присущей ему вспыльчивости. Напротив, вид у него был ошеломленный, и отвечал он с несвойственной ему откровенностью.

— Я зашел к мадам Тренти обсудить место для ее секретера. Он должен стоять в ее спальне, и я думал, что она ждет меня там. Но, по-видимому, она еще спит, я стучал, но не смог ее разбудить.

У меня промелькнуло в голове, что владельцы крупных мастерских не посещают заказчиков в такую рань, особенно если заказчик — женщина с репутацией мадам Тренти. Но, как я уже говорил, мне не хотелось сердить Чиппендейла, и я оставил свои мысли при себе. Заметил только, что меня удивляет, как он мог не найти ее, если всего лишь несколько минут назад я совершенно отчетливо слышал шаги, крик и чей-то голос.

— Возможно, вы слышали мои шаги и мой голос либо кого-то из слуг на черной лестнице. Что касается крика, мне тоже показалось, что я его слышал, но, по-моему, он донесся откуда-то снизу, — ответил он.

— Где вы стояли, сэр, когда услышали шум?

Он показал на первую дверь на лестничной площадке за своей спиной.

— Это дверь в ее покои. Я постучал и какое-то время ждал.

Я устремил взгляд на лестничную площадку и прислушался. В доме сейчас было так же тихо, как снаружи на площади. Передо мной находились четыре массивные дубовые двери. Все они были закрыты. Значит, рассудил я, шум, который я слышал, происходил на этой площадке, а не в спальне мадам Тренти.

— Может, я попробую, — вызвался я.

Чиппендейл отступил в сторону, пропуская меня. Я подошел к двери и взялся за ручку. Она лишь повернулась в моей ладони, — видимо, дверь была заперта. Я приложил ухо к панели и прислушался. Ни звука. Я постучал и опять прислушался. Было по-прежнему тихо, но мне показалось, что в глубине дома кто-то спускается по лестнице.

К нам присоединились лакей и служанка, которой я нагрубил при входе.

— Эта спальня вашей госпожи? — осведомился я. — Боюсь, ей стало плохо, а дверь заперта.

Они кивнули.

— Очень странно, — сказала девушка. — Когда час назад я приносила ей завтрак в комнату, она была совершенно здорова.

— Она ожидала посетителей?

— Насколько я знаю, только мистера Чиппендейла.

— И вы проводили его к ней?

— Он сказал, в том нет необходимости, он знает дорогу.

Я изумился про себя: слова служанки подразумевали, что Чиппендейл был в близких отношениях с мадам Тренти. Мне и в голову не могло прийти, что подобные женщины импонируют требовательному вкусу моего хозяина. Я всегда считал, что он глух к позывам плоти.

— Когда вы приносили завтрак, вы входили в эту дверь? — вновь обратился я к служанке.

— Нет, сэр, я поднималась по черной лестнице.

— Покажите, где это.

Девушка подвела нас к комнате рядом со спальней мадам Тренти. Она была убрана как будуар. Напротив входа находилась другая дверь, поменьше. Я ее не сразу заметил, поскольку она была обита таким же розовым муаром, что и стена, и сливалась с ней. Лакей отодвинул щеколду, и мы ступили на маленькую площадку, от которой узкая лестница вела куда-то вниз, вероятно, в кухонные помещения. Несколькими футами дальше я увидел вторую дверь. Она была приоткрыта.

— Вход в спальню мадам, которым пользуются слуги, — объяснил лакей. Он прижался к стене, пропуская нас в комнату.

Спальня мадам Тренти поражала роскошью. На стенах, завешенных китайской бумагой,[24] среди зарослей бамбука, искривленных деревьев и чудовищно ярких цветов порхали диковинные птицы. В одном углу стоял большой туалетный столик с зеркалом, обтянутом розовым шелком. Поверхность столика была заставлена флакончиками с серебряными крышками, шкатулками, украшенными эмалью, фарфоровыми подносами с косметикой, пуховками, помадами, духами и пудрой. В жизни не видел такого обилия парфюмерии.

Стоявшая напротив кровать была столь же богата: над изголовьем в форме пагоды изрыгали огонь черные лакированные драконы, с балдахина свисали пышные складки бледно-голубого дамаста. Обычно занавеси бывают искусно собраны, чтобы хозяину кровати легко дышалось во время сна, но сейчас они были кем-то содраны с креплений и в беспорядке болтались над кроватью, словно сохнущее белье на веревке.

Я прошел к кровати и откинул полог. Моему взору предстало море мятых простыней, перекрученных валиков и сбитых одеял. Посреди этого хаоса громоздился какой-то покореженный предмет. Я не сразу сообразил, что смотрю на мадам Тренти. Она была без парика, и ее тонкие волосы мышиного цвета разметались по подушке, словно водоросли. Ее горло перетягивала полоска белого кружева, которым, вероятно, некогда были оторочены оборки ее лучшего платья. Лицо имело синевато-восковой оттенок, глаза выпучены, язык вывалился изо рта, — видимо, она хватала ртом воздух, пока не задохнулась.